из них – и с бабелевской. Ср.:
"– Я хочу открыть вам правду, – бормотала Вершина […] – Наплевать мне на вашу правду, – ответил Передонов, – в высокой степени наплевать" (гл. 32, с. 215). "Сестры лгали [Сашиной тете] так уверенно и спокойно, что им нельзя было не верить. Что же, ведь ложь и часто бывает правдоподобнее правды. Почти всегда. Правда же, конечно, неправдоподобна” (гл. 31, с. 212).
"Хорошо придуманной истории незачем походить на действительную жизнь; жизнь изо всех сил старается походить на хорошо придуманную историю" (“Гонорар”).
В pendant к теме “(не)правды” неоднократно проходит в “Мелком бесе” и тема “веры” –
в связи с “письмами княгини”: "Передонов не знал, верить или не верить" (гл. 7, с. 66);
при обходе Передоновым начальственных лиц с заверениями в верноподданности: "Я вам верю", – говорит ему городской голова (гл. 8, с. 69);
в концовке истории Саши: "Я вам верю, что ничего худого не было" (директор – Саше; гл. 28, с. 197); сестрам "нельзя было не верить" (гл. 31, с. 212); Сашина тетя "думала: “[…] Ведь и директор […] ничему этому [т. е. правде о Саше и Людмиле] не верит”" (с. 213); "Говорит ли совершенную правду Людмила, или привирает [… директору] было все равно, но он чувствовал, что не поверить Людмилочке […] значило бы попасться впросак" (с. 214).
Но, как будет показано в гл. 8, “вера в вымысел” – стержневой мотив “Справки”/“Гонорара” и, шире, всей бабелевской поэтики.
5. “Крылья”
Почти полностью отсутствует в русском интертекстуальном фоне “Справки”/“Гонорара” (даже с учетом декадентских эротических игр в “Мелком бесе”) “педерастический” мотив. Заполнить этот пробел могло бы "первое крупное русское произведение на гомосексуальную тему (на три года опереженное Андре Жидом и его “Иммпоралистом”)" – роман Кузмина “Крылья” (1906 г.) ([63]; Марков, с. ix). В какой мере он был существенен для Бабеля – вопрос открытый.
Сюжет разворачивается с точки зрения гимназиста Вани Смурова, который в конце приходит к платоновскому “окрылению” – приятию любви своего ментора, англичанина Штрупа, но повествование ведется не в 1-м, а в 3-м лице. Кроме того, в отличие от бабелевского рассказа, действие происходит не “на дне”, а в культурной интеллигентской среде. Однако есть и ряд интересных мотивных перекличек.
Прежде всего, наряду с просвещенной гомосексуальной любовью, даваемой через призму изучения греческого языка и вдохновляющейся ссылками на античные образцы ("отношения [императора] Адриана к Антиною были, конечно, не отеческой любви" (с. 316), Кузмин посвящает несколько страниц разговорам молодых мужиков-банщиков, нанимающихся за плату к господам-"баловникам" (с. 225–230). Один из них, Федор, с "вороватыми [!] ласковыми глазами"
