при попе", говорят они. Оставляя пекаря на полчаса наедине с его любовницей, герой опять думает, "как страшно не похожа эта любовь на ту, о которой пишут в книгах" (13: 541-542, 556).
То же противоречие налицо и в рассказах о встречах повзрослевшего героя с проститутками. В "Однажды осенью" (1895)
Мрачная картина жизни проститутки действует на него "сильнее самых красноречивых и [...] пессимистических книг". Его стоны вызывают у нее жалость, и он получает "первые женские поцелуи, преподнесенные [...] жизнью". "Она меня утешала [...] Сколько было иронии [...] в этом факте! [...] Ведь я [...] читал разные дьявольски мудрые книги" (1: 478-479).28
По видимости здесь происходит встреча с “жизнью”, торжествующей над “книжностью”. Но риторическая логика здесь та же, что и в упоре на “горькое детство”, призванное по контрасту подтвердить правильность написанного в книгах. “Представительница жизни” точно соответствует литературному клише “проститутки с добрым сердцем”, - если не прямо позаимствована из второй части "Записок из подполья", где героиня оказывается сильнее “книжного” героя и из любви-жалости отдается ему.29
А в рассказе "Болесь" (1897)
по просьбе малограмотной проститутки Терезы, "с басовитым голосом, извозчичьими ухватками [... и] громадной мускулистой фигурой рыночной торговки" (3: 55), рассказчик-студент пишет письма к ее воображаемому возлюбленному Болесю, а затем и его ответы ей. Тереза прямо заявляет о потребности человека в выдумке и ее связи с литературой: "Нет его [..., а] мне хочется, чтоб он был... Разве ж я не человек [...] Я пишу к нему, ну, и выходит, как бы он есть" (59). На чистоту рассказчика Тереза не покушается, расплачиваясь с ним не сексом, а починкой белья.
Очевидна перекличка "Справки" этим рассказом по внешности героини - большой практичной женщины, а главное, по сюжету, представляющему литературный труд как ложь на потребу проститутки. 30
Проблематизация “обмана” появляется у Горького уже в притче "О чиже, который лгал, и дятле - любителе истины" (1893). Примечателен также рассказ "Читатель" (1898), совмещающий фабульные мотивы “обмана” и “плагиата” с жанровыми чертами литературно-критического эссе (типа "О том, как я учился писать") и воспоминания о встрече с читателем-двойником - комбинация, характерная для "Справки".31
Читатель требует от писателя руководства, ориентирует его на “возвышающий обман”, а не отражение “низких истин”, причем сознает вторичность такого творчества по отношению к уже написанным книгам великих мастеров.
Итак, с одной стороны, Горький настаивает на знакомстве с “жизнью” - закалке тяжелым детством и обучении в университетах дна; с другой, реальность для него беспросветна и скучна по
