но сопротивление его слабеет, и он
падает на кровать.
Музыкант, обвязанный веревками, палками, медными тарелками, спит
склонившись на барабан.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КАК ЭТО ДЕЛАЛОСЬ В ОДЕССЕ
Много воды и много крови утекло со дня свадьбы Двойры Крик
Лес знамен. На знаменах надписи. - Да здравствует Временное
правительство.
Грудастая дама в военной форме несет знамя с надписью: - Война до
победного конца!
По улицам марширует женский батальон времен Керенского. Он состоит из
дам и девок. На лицах у дам печать решимости и вдохновения, у девок -
заспанные лица.
Во весь экран - касса. Отделения ее набиты акциями, иностранной
валютой, бриллиантами. Чьи то руки вкладывают в кассу стопки золотых монет.
Рувим Тараковский, владелец девятнадцати пекарен, определяет свое
отношение к революции
Кабинет Тартаковского. Несгораемая касса во всю стену Тартаковский -
старик с серебряной бородой и могучими плечами - передает приказчику
Мугинштейну деньги. Тот распределяет их по разным отделениям кассы.
Вздымающиеся революционные груди женского батальона текут по улице,
набитой зеваками и визжащей детворой.
Тяжелая металлическая дверь кассы медленно захлопывается.
- А теперь, Мугинштейн, пойдем поздравить рабочих -
говорит старик приказчику- и они выходят из кабинета.
Контора Тартаковского. Дореформенное учреждение, похожее на конторки в
Лондонском Сити времен Диккенса. Все служащие без пиджаков, за ушами у них
вставочки, а в ушах вата. Они очень толстые или очень худые. На толстых -
фуфайки и замусоленные жилеты, на худых - манишки с бантами Одни покрыты
буйной растительностью другие - безволосы, одни сидят на оборванных креслах,
перекрытых подушками, другие взгромоздились на трехногие высокие стулья, но
у всех такое выражение лица, как будто они только что проглотили что-то
очень горькое Один только бухгалтер-англичанин соблюдает нерушимое
спокойствие Он грызет трубку, окутывающую его клубами жесточайшего дыма В
углу мальчик вертит пресс, копирует письма. У окошечка с надписью
„Касса" - восседает пышная дама, нос с многими горбинками делает ее
похожей на гречанку. По комнате проходят Мугинштейн и Тартаковский. Служащие
замирают. Мальчик, завидев хозяина, с ожесточением начинает вертеть пресс.
Он надувается, багровеет.
Множество сопливых, рахитичных детей сваленных в кучи. Полуголые с
кривыми ногами, они кишат, как черви на земле.
Громадный четырехэтажный дом на Прохоровской улице, на Молдаванке, где
скучилась невообразимая еврейская беднота. Зеленые зябкие старики
