(15: 113), не восхищаются Изергиль, звучит по меньшей мере натянуто. Более того, напрашивается параллель с еще одним рассказом Горького - "Болесем". "Болесь", писавшийся, повидимому, одновременно со "Старухой Изергиль" (см. СС-25, 3: 559), тоже содержит мотивы “рассказов опытной женщины” (на этот раз - проститутки) о своей любовной жизни (на этот раз - вымышленной) и “печального конца героини” (на этот раз - ареста). Но тогда, скорее всего, не произволен выбор экзотического в русском языке имени ее воображаемого возлюбленного. Болесь это уменьшительная форма от Болеслав - имени мужа Ольги Каминской, изображенного в рассказе "О первой любви" ленивым, жалким, слабым, а затем отсутствующим.
... Такова разнообразная аргументация в пользу анонимного присутствия в "Справке" литературной фигуры Горького. Впрочем, почему анонимного? Первое же собственное имя в “воспоминаниях” рассказчика "Справки" - это подлинное имя Горького: "Мы жили в Алешках Херсонской губернии [...] отец работал чертежником". В бабелевском тексте, где каждое слово на счету, подобный вымышленный топоним не может быть случайным. К тому же, во второй части трилогии Алеша долгое время живет в учениках у чертежника...
8. Метароман?
Через горьковскую трилогию "Справка" оказывается соотносимой с крупными автобиографическими формами, которые разрабатывались современниками Горького, в частности, Белым и Буниным и далее Набоковым, Зощенко, Пастернаком (а на Западе - Прустом, Джойсом и др.). В отличие от “автобиографий” XIX века (Толстого, Аксакова), их герой - не “человек вообще”, а “писатель”.68 Отсюда ряд других отличительных черт, общих - несмотря на многочисленные различия - у Горького, Белого и Бунина. Это хорошо показано в книге Уоктела "Битва за детство" (1990) (на страницы которой мы ссылаемся ниже).
Горьковский герой, несмотря на свое плебейское происхождение, воспринимает жизнь сквозь призму литературы. В "Жизни Арсеньева" Бунина (1927-33) все повествование преломлено через литературу, способствующую поэтизации ушедшей в прошлое дворянской России. Любовные истории героя, да и вся его жизнь, строятся на имитации русских литературных образцов (195). Огромное внимание уделяется самому акту писательства, создающему из мозаики подтекстов "правдивую" автобиографию (180, 189). Но подделка автобиографии характерна и для Горького, хотя он предпочитает скрывать, а не обыгрывать примат искусства.
В "Котике Летаеве" (1922) и "Крещеном китайце" Белого (1927) особый акцент делается на детстве будущего писателя - как самом творческом возрасте (160), в частности, благодаря образности детского языка (165). Повествователь может преодолеть гандикап “нетворческой взрослости”, только превратив свою память
