Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Воспоминания о Бабеле » Воспоминания о Бабеле, страница43

Воспоминания о Бабеле, страница43

в очереди, так как на Шпалерной стояли толпы людей с  передачами.  Началось  время  — непонятных  массовых арестов.  Сведений, свиданий или хоть каких-нибудь разъяснений — не давали.

        Я мечтала лишь  об одном — о предъявлении любого обвинения мужу, чтобы начать    «действовать»,  то  есть  опровергать,    приводить    доказательства неправильности обвинения, и мало ли что еще я тогда, по  наивности, думала и по глупости — воображала!

        В конце концов я  еле держалась на ногах, заразилась в очереди корью  и тяжело проболела  несколько месяцев. К концу болезни стали до меня  доходить слухи  о том, что в ленинградском отделении  ГПУ выявлены злоупотребления  и ждут  вскоре,    из    Москвы,    «комиссию  по  проверке    и  чистке  аппарата ленинградского отделения ГПУ».

        В  те дни зашел  меня навестить  режиссер  Сергей Эрнестович Радлов,  с которым мы  очень дружили и часто  работали вместе в театрах. Он сказал, что приехал в  Ленинград  Бабель и  будет завтра  у  него.  (Точно не помню, но, по-моему, Бабель и Радлов встретились для разговоров о постановке в Москве в МХАТе 2-м пьесы И. Э.  «Закат».)  У Бабеля есть друзья в приехавшей комиссии по  чистке.  Сергей  Эрнестович    пригласил  меня  прийти  завтра    к  нему, познакомиться с Бабелем и рассказать ему  о моем горе и  недоумении — пусть он хоть попросит ускорить рассмотрение дела моего мужа.

        Я пришла. Бабель был уже там.

        Я дрожала, заикалась, волновалась в начале разговора, но вскоре, увидав полное доброжелательство в глазах Бабеля, устремленных в мои глаза, какую-то его горькую полуулыбку, неторопливые подробные расспросы всех обстоятельств, я обрела покой.

        Мне стало легко говорить с  ним. Я  поверила в его человечность и в то, что он не бежит чужого горя и, вероятно, искренне хочет прийти на помощь. Да ведь все это  видно  в его  произведениях — они написаны  мудрецом, добрым, отзывчивым и все понимающим.

        Сложны несчастья человеческие, и  вольные и невольные.  Бабель «копнул» их глубоко,  до  самых корней,  и понял  как  большой  писатель,  психолог и философ. Это его  «понимание», возможно, и предопределило  в  дальнейшем его судьбу — его личную трагедию.

        У него был свой  символ  веры, а,  как  мы  знаем, такое роскошество  и своеволие многих  приводило в те времена к страшным последствиям. Так вот  и его привело — в конце концов.

        Уже через  день  после  нашего  свидания с  Исааком  Эммануиловичем  он сообщил  мне, что  «дело» моего мужа  будет затребовано комиссией и мне надо набраться,  ненадолго, терпения:  «Посмотрим! Посмотрим!» — сказал он мне и очень ласково улыбнулся.

        Конечно, не с сегодня на завтра, но вскоре муж мой  был  освобожден без предъявления какого-либо обвинения, так как «дела» -вообще не было.

        Мы с мужем написали Исааку Эммануиловичу письмо в Москву и  благодарили за вмешательство. Это первое знакомство, естественно,  наложило отпечаток на все  последующие  наши  встречи  и  сделало Бабеля  для  меня  —  не  чужим человеком.

 

          ВСТРЕЧИ В ГОРКАХ X

 

        У АЛЕКСЕЯ МАКСИМОВИЧА ГОРЬКОГО

        И ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ

        Вернувшись из Италии, Алексей Максимович Горький жил в основном на даче под  Москвой,  в  Горках  X.  Это  в  сорока  восьми  километрах от Москвы и находится совершенно в противолежащем Горкам Ленинским районе.

        Алексей  Максимович  вел  в  Горках  жизнь  довольно уединенную  и  был углублен  в работу. Если его хотели навестить друзья  или  по  делам  нужные люди, таким свиданиям отводилось время или к  чаю — в пять часов дня — или к ужину — в восемь вечера. Алексей Максимович всегда  был  рад приезжавшим, ибо они связывали его с тем, в чем участвовать самому по  состоянию здоровья