Ф. Левин
ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ
Говорят, что первое впечатление самое верное. Так бывает не всегда. Но
бывает. По крайней мере, у меня.
Есть в Москве широкий и короткий Копьевский переулок. На одном конце
его здание, в котором ныне Театр оперетты. Другим концом переулок выходит к
Большому театру. Здесь в угловом доме на первом этаже в начале тридцатых
годов занимало две или три комнаты издательство "Федерация". Проходя теперь
мимо, я вижу мутные окна, заколоченную дверь и вспоминаю, с какой робостью и
с каким уважением входил я некогда сюда. Здесь перебывали многие и многие
ныне живущие и уже умершие знаменитые писатели. Сюда я приходил в 1932 году:
мне поручали рецензировать рукописи.
Однажды летом я сидел здесь у окна, перелистывая какую-то рукопись. За
столом просматривал деловые бумаги прелестный и обаятельный человек,
журналист и писатель Александр Никанорович Зуев. Мы молчали. Было тихо. Но
вот хлопнула дверь, вошел неизвестный мне человек. Зуев поднялся ему
навстречу со своей неизменной приветливой улыбкой, пожалуй более обычного
радушной. Я мельком взглянул на незнакомца, крепко пожимавшего руку
Александра Никаноровича. Коренастая, широкая и плотная фигура, крупный нос,
толстые, негритянские губы в веселой и лукавой улыбке, сверкающие стекла
очков, за которыми лучились умные, быстрые глаза, -- вот все, что я успел
заметить.
Зуев, как всегда, говорил неторопливо, тихим, мягким, немного
глуховатым голосом, гость улыбался, посмеивался, похохатывал. Последовали
взаимные вопросы о здоровье.
-- Что давно вас не видно? Где проводите лето? -- спросил Зуев.
-- В Молоденове, -- отвечал гость.
-- Что там делаете?
-- Работаю.
-- А живете где?
-- У старушки одной. Древняя уже старушенция. С ней у меня забавный
случай произошел.
И гость стал рассказывать, улыбаясь, посмеиваясь, хитро и лукаво
взглядывая то на Зуева, то на меня:
-- Собрался я как-то в Москву. Старуха говорит: "Исак, купи мне на
саван".
"На саван?"
"На саван, батюшка. Было у меня тут приготовлено, да невестка на рубахи
пустила. Помру, дак и завернуть не во что".
"Да что ты, бабушка! -- говорю. -- Ты здорова, помирать не торопись.
Зачем тебе саван?"
"Человек своего часу не знает, саван надобно загодя припасти".
"Чего ж тебе купить?" -- спрашиваю.
"Да ты что, Исак, не знаешь, из чего саван шьют? Белого материалу купи
али сурового".
Я пообещал и поехал.
Закончил свои дела, пошел по магазинам, посмотрел. Все что-то не то.
Бязь какая-то. В общем, купил несколько метров шелкового полотна. Приехал,
отдаю, смотрю, что будет. Старуха древняя, подслеповатая. Долго она
разглядывала, щупала, качала головой.
"Сколько же оно стоит? Дорогое, поди?"
Я смеюсь:
"Сколько бы ни стоило, денег с тебя не возьму".
"Как не возьмешь?"
"Так, не возьму. Это ж на такое дело, что брать нельзя".
Она долго жевала губами, опять щупала и мяла ткань, потом спросила:
"Это что ж за материя такая?"
"Полотно", -- отвечаю.
"Не видала допрежь такого. Хорошее полотно. В жисть такого не нашивала,
хоть после смерти в ем полежу".
И спрятала полотно в сундук.
...Гость посмеивался, но чувствовалось, что смехом он скрывал свою
растроганность.
-- ...Да-а... вот, значит, какая бабуся!
-- Может быть, вы что-нибудь новое написали? -- спросил Зуев, меняя
разговор. -- Давайте нам.
-- Нет, ничего не написал.
-- А все-таки! Может, есть хоть один новый рассказ? Возьмем несколько
прежних, прибавим новый и издадим книжку. А? -- с надеждой говорил
