Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Воспоминания о Бабеле » Воспоминания о Бабеле, страница77

Воспоминания о Бабеле, страница77

и  вчера к ним приходил  представитель исполкома. Кто победит — еще неизвестно.

        Больше новостей нет. Я занят скучной работой <…>»

        Из Сергиева в Сочи. 20.VI.25 г.

        «…Известие Ваше о дурной погоде не застало меня врасплох. У нас пятый день льет дождь, сыплет град, валит снег, изморозь покрывает землю по утрам, и  глыбы  льда выезжают из водосточных  труб <…>. И только Воронский доволен. В  Сергиеве никто не нарушает его права  писать критические статьи. Но, по-моему, он простудился, чувствую себя плохо, ропщу, но сценарий все же пишу.  Завтра,  в  субботу,  из  шести  частей  будут  готовы  четыре,  а  в воскресенье я поеду получать от вас письма  и  читать  сценарий Эйзенштейну. Если я написал чепуху — вот будет оказия!..»

        Из Сергиева в Сочи. 25.VI.25 г.

        «…У нас тоже наступила хорошая погода. Я три  дня провел  в  Москве в большой суете. Был у Эйзенштейна  на даче,  ночевал у него. Сценарий мой как будто выходит. Из шести частей я написал четыре, сегодня  приступаю к пятой. Когда управлюсь с этим делом,  тогда только для  меня  прояснятся дальнейшие перспективы <…>.

        Я  получил чудное  душевное письмо  от Горького.  Надо ответить на него целым трактатом  и поспеть до закрытия  почты.  Поэтому я прерываю до завтра свои излияния…»

        Из Сергиева в Сочи. 29.VI.25 г.

        «…И это  в то время, когда работать надо с возможной  поспешностью. Я уже писал Вам, кажется, что три  четверти сценария написал,  а вот последняя четверть  не клеится… Не клеится же окончание, потому  что меня заставляют работать фальшиво <…> но я нынче утром напал, кажется, на счастливую мысль и,  может  быть,  выйду  из тягостного этого  положения без морального урона…  Спасаюсь  только  тем, что  в мыслях стараюсь очищаться от суеты и скверны,  ну  да это  занятие для философа,  а философы  дураки,  вот тут  и вертись. Пишу  на  почте,  очень жарко, мухи и толчея; у  почтовой барышни в окошечке завиты такие  жалкие кудельки и на цыплячью грудку насыпано столько мела или пудры, что с этой барышней в самую бы пору поговорить о жизни, о ее и моей жизни, ну да она отвергнет, ей некогда…»

        Из Сергиева в Сочи. 3.VII.25 г.

        «…К стыду  моему, я все еще  бьюсь над сценарием, над его окончанием. Гонорар    мне    положили  порядочный,  надо  постараться    сделать  получше. <…>  я веду жизнь духовную (от  чего Вас  предостерегаю), я  ем, как соловей, и  скоро двух  мертвых муравьев  будет достаточно,  чтобы  насытить меня.

        Больше происшествий никаких. Вчера я ехал на Ярославский вокзал в самом ординарнейшем из  ординарных  трамвайных  вагонов,  мне  было  грустно,  и я раздумывал —  что  это  такое?  Потом впервые в  жизни  я испытал  душевную усталость. Это началась старость?  <…> И если это началась старость, то вот Вам и происшествие?..

        Из Сергиева в Сочи. 10.VII.25 г.

        «…Пишу на  почте, п. ч. теперь 6  часов, а в 61/2 ч. почта закрывается, и  я не смогу  отправить Вам письма. Вокруг толчея, толкают под руку, и  я  не  могу сказать,  то,  что  хочу. Вчера читал целиком  сценарий Эйзенштейну;  он в  притворном или искреннем восхищении —  не знаю,  но, во всяком случае, все  идет благополучно. Завтра буду  сдавать работу дирекции, думаю, что в ближайшие дни (два-три дня)  все закончу. Кроме этого на той же кинофабрике  предвидится для меня  захватывающего интереса работа —  можете себе представить фильм о лошадях по заказу Наркомзема. Я буду счастлив, если меня  привлекут к  этой работе. Я рассчитываю дня  через четыре  вылететь  в Ростов, оттуда приеду  в Сочи  <…>.  Два  Дня, проведенные в Москве, растрепали  меня  маленько. Ложусь  я  на  рассвете,  делов  множество,  все издательства