кроме как в "Новый мир". Но если бы ты знала, как мучительно мне привыкать к
писанию из-за нужды, к писанию из-под палки <...>".
Из Парижа в Москву. 16.XII.27 г.
"...Получил вчера 250 долларов. Деньги -- это кислород, вернувший меня
к жизни. Я находился при последнем издыхании. 100 долларов было у меня
долгу, на остальные, конечно, не разойдешься, но все же поживу. Было бы
истинным благодеянием, если бы ты могла в начале января повторить твой
подвиг. Финансовые перспективы мои <...> таковы: работать регулярно я
начал очень недавно, но если бы поднажать, можно бы кое-что подготовить для
печатания. Но все существо мое этому противится. Очутившись вдали от
редакционной толкучки, от бессмысленных рецептов, мне непреодолимо
захотелось работать "по правилам". Я уверен, что смогу напечатать много
вещей в 1928 году, но сроков никаких не знаю, да и думать о них не хочу.
Если вещи мои будут хороши -тогда редакторы не станут на меня сердиться за
несоблюдение сроков, если они будут плохи, так о чем же тут толковать, что
раньше, что позже -- все равно <...>".
Из Парижа в Москву. 26.XII.27 г.
"...Что же делать -- я совсем не писатель, как ни тружусь, не могу
сделать из себя профессионала. <...>
...Я буду стараться <...> я знаю, как это нужно, но трудно
продать первородство за чечевичную похлебку. <...>
Мне и здесь передавали о том, что московские сплетники болтают о моем
"французском подданстве". Тут и отвечать нечего. Сплетникам этим и скучным
людям и не снилось, с какой любовью я думаю о России, тянусь к ней и работаю
для нее <...>".
Относительное облегчение наступило для Бабеля только тогда, когда ему
пришла мысль использовать свое пребывание в Париже для работы, связанной с
Парижем, и он начал собирать материалы о французском рабочем движении.
Из Парижа в Москву. 16.XII.27 г.
"...В существовании моем недавно произошел перелом к лучшему -- я
придумал себе побочную литературную работу, которую нигде, кроме как в
Париже, сделать нельзя. Это душевно оправдывает мое житье здесь и помогает
мне бороться с тоской по России, а тоска моя по России очень велика.
Пожалуйста, пришли мне еще материалов о пьесе, если они у тебя есть.
<...>".
Из Парижа в Москву. 5.V.28 г.
"...Вообще же и ближайшие три-четыре месяца будут месяцами лишений,
зная это -- как тут быть? Я работаю недавно, в форму вхожу трудно, с маху
стоящую книгу не напишешь, по крайней мере я-то не напишу <...>".
Из Парижа в Москву. 7.VII.28 г.
"...Нездоровье; не такое, чтобы лежать в постели, а похуже -- болезнь
нервов, частая утомляемость, бессонница. Я, по правде говоря, мало трудился
на моем веку, больше баловался, а вот теперь, когда надо работать
по-настоящему, мне приходится трудно <...>
Получил несколько писем от Горького. Он просит меня приехать и обещает,
что устроит у себя, что у него тихо, можно работать -- и расходов никаких не
будет. Я бы хотел поехать -- но пока нету денег на дорогу. Если раздобуду --
напишу тебе и сообщу адрес...".
Одноплановость приводимых мною выдержек из писем Исаака Эммануиловича
может вызвать у непосвященного человека представление о нем как о "вечном
страдальце", и это будет совершенно ошибочно.
Бабель постоянно испытывал "муки творчества", но человек он был
общительный, веселый, блистательно остроумный. Пессимистом его никак нельзя
посчитать -- при малейшем проблеске благополучия он оживлялся и начинал
возводить шаткое нагромождение "воздушных замков".
Человек широкий во всех отношениях, он постоянно испытывал потребность
помочь
