Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Воспоминания о Бабеле » Воспоминания о Бабеле, страница85

Воспоминания о Бабеле, страница85

всему своему окружению.

        Так, находясь в  Париже буквально в нужде и едва  получив Деньги, чудом отправленные ему туда, он тут же пишет мне:

        Из Парижа в Москву. 30.XI.27 г.

        «…Если тебе удастся прислать мне в нынешнем году тысячу Рублей, будет очень  хорошо  <…>.  Не  помню,  сообщал  ли  я  тебе  адрес  сестры <…>  Хорошо  бы  если бы  и  ей  можно  было  отправлять  ежемесячно <…>».

        Возможно, что Исаак Эммануилович так стремился во имя работы зарыться в глушь отчасти  и потому,  что  никак не  мог  совладать  со  своей  неуемной общительностью.

        Письма его тоже дают основание для такого предположения.

        Из Киева в Москву. 23.VI.25 г.

        «…Я  ушел  из дому,  где начался  шум и суета,  всегда сопровождающие меня…»

        Из Сергиева в Сочи. 29.VI.25 г.

        «…В четверг приехала  гостья (приятельница из Петербурга)  и  пробыла два дня,  а  в субботу нагрянули три семьи — Вознесенские, Зозули и проч. Я измаялся. Пропащие четыре дня, даже вам не мог написать <…>».

        Познакомилась  я    с  Исааком  Эммануиловичем  на  квартире  у  Василия Александровича Регинина, который был моим сослуживцем по режиссерской работе в клубных кружках войск Красной Армии.

        Я тогда училась  в режиссерской мастерской  Мейерхольда  и  работала  в театре  его  имени,    а  также  вела  несколько  красноармейских  и  рабочих драматических кружков.

        После одного из  вечерних занятий кружка Василий Александрович уговорил меня  пойти  к  нему:  «Познакомитесь  с  моей  женой  и обязательно  еще  с кем-нибудь интересным, ко мне каждый вечер заходят «на огонек».

        Так  оно  и    оказалось  —  «на  огонек»  зашел  в  тот    вечер  Исаак Эммануилович.    Он    пошел  меня  провожать    и,    будучи  человеком  крайне неожиданным, весьма удивил меня своим обращением и разговором.

        Всю дорогу (от Красных ворот, где жили Регинины, до  Горохового поля на Разгуляе,  где жила  я)  Бабель  рассказывал мне  о лошадях, уверяя,  что ни литература,  ни искусство нисколько  его не  интересуют, вот лошади —  дело другое!

        Когда сидели у Регининых, я позвала и их, и Бабеля, на следующий вечер, посмотреть спектакль «Земля дыбом», в котором я играла.

        Они пришли в  театр все вместе и по окончании спектакля пригласили меня ужинать в «Литературный кружок».

        За    ужином    Исаак    Эммануилович    восхищался    Зайчиковым,  игравшим бессловесную роль царя, а меня поддразнивал: где  же, мол, вам соревноваться вашей героикой с актером, которого режиссер  посадил при всем честном народе на ночной горшок…

        После  ужина Бабель  опять провожал  меня, но на этот раз  мы ехали  на извозчике  —  путь от  Тверской  (теперь  ул. Горького) до  Разгуляя не для пешего  хождения,  да  и    извозчик  ехал  довольно  долго,  и  опять  Исаак Эммануилович все твердил про лошадей.

        Но на этот раз он выражал опасение, но не того, что мне может наскучить его пристрастие к лошадям, а того, что я могу его не понять.

        Я была избалованна и строптива, поэтому, вырази он опасение, что лошади наскучили  мне,  я  бы,  наверное, с  этим согласилась, но, при моем молодом самомнении  (мне было тогда  24 года), возмутилась предположением,  что могу чего-то  «не  понять»,  и  поэтому терпеливо  слушала бабелевские рассказы о совершенно не нужных мне лошадях.

        Впрочем, он  был таким  неотразимым рассказчиком, что  все, о чем бы ни говорил, получалось у него и увлекательно, и неповторимо интересно.

        Скоро мы встретились  в Ленинграде, и  Исаак Эммануилович попросил меня никому не говорить, что он  там. Пригласил зайти к нему в гостиницу, еще раз заверив, что он в Ленинграде «инкогнито».

        Когда же я  к нему зашла, то обнаружила в его номере