в Москву. 10.IX 28 г
"...В Россию я приеду в начале октября. Первый этап будет Киев, а где
жить буду -- не знаю. Оседлости устраивать пока не собираюсь, буду кочевать
где придется <...> Приезда моего не утаишь, в Москве я жить не буду,
как это все сделается?
Я возвращаюсь, состояние духа у меня смутное, Работать столько, сколько
бы надо, -- не умею, мозги не осиливают. Я чувствую впрочем, что житье,
вольное житье в России, принесет мне много добра, выправит и выпрямит меня.
Я считаю сущими пустяками (и скорее хорошими, чем дурными) то, что я не
печатаюсь, не участвую в литературе. Чем дольше мое молчание будет
продолжаться, тем лучше смогу я обдумать свою работу -- только бы, конечно,
с долгами развязаться к на прожитье зарабатывать <...>".
Из Парижа в Москву. 21.IX.28 г.
"...Выехать я собираюсь отсюда первого октября. В Киев -- который будет
первым моим этапом -- приеду числа шестого-седьмого (хочу на два дня
остановиться в Берлине). В литературных или начальственных кругах вращаться
не собираюсь, хотелось бы пожить в тишине <...>".
Из Киева в Москву. 24.Х.28 г.
"...В Киеве я пробуду еще недели две-три, потом поеду в какое-нибудь
захолустье работать. Куда поеду -- еще не знаю. Противоположение Парижа и
нынешней России так разительно, что я никак не могу собраться с мыслями, и
душа от всех этих рассеянных мыслей растерзана. Стараюсь, как только могу,
привести себя в форму...".
Из Киева в Москву. 26.XI.28 г.
"...Вчера не мог написать подробнее, п. ч. голова очень болела. Я
теперь часто хвораю. Очень часто головные боли, -- очевидно, у меня мозговое
переутомление. Тут бы работать, а голова часто отказывается. Часто мне
бывает от этого очень грустно. Но так как я упрям и терпелив, то надеюсь,
что вылечу себя. <...>.
Я пока остаюсь в Киеве, вернее, за Киевом, живу, можно сказать, в губе
у старой старухи отшельником -- и очень от этого выправляюсь душой и телом.
Может, и хворости пройдут..."
Во имя искусства он неустанно стремился все превозмочь и в себе, и
вокруг себя.
Принести искусству все возможные и невозможные жертвы -- вот каков был
символ веры Бабеля.
Однако даже самые пламенные намерения не всегда и не всем удается
осуществить.
Не удалось и Бабелю осуществить программированное им в последнем письме
ко мне стремление "жить отшельником".
Переписка наша прекратилась, и мы больше не виделись, поэтому о
дальнейшей жизни Исаака Эммануиловича я могу судить только по опубликованным
письмам его к другим адресатам и по воспоминаниям А. Н. Пирожковой.
У Бабеля были столь непомерные требования к совершенству художественных
своих произведений, и создавал он их так медленно, что, видимо,
волей-неволей, чтобы заработать на жизнь, пришлось ему вернуться к работе в
кино.
Но если над сценариями "Беня Крик" и "Блуждающие звезды" он трудился,
предъявляя к себе те же требования, как и при создании прозы или пьесы, то,
по-видимому, в последние годы он работал в кино скорее ремесленно, чем
творчески, предпочитая исправлять чужие сценарии.
Невозможно без горечи думать о конце его жизни.
Невозможно не сожалеть о неосуществленных творческих его планах и
пропавшем архиве.
Остается надеяться, что "рукописи не горят", а архив этот предстанет
перед исследователями творчества Бабеля, его читателями и почитателями.
Лев Никулин
ИСААК БАБЕЛЬ
Он любил забавные мистификации. Занимался мистификациями в шутку и
всерьез, вероятно, для того, чтобы лучше узнать человека.
Мы учились в одно время в Одессе, в коммерческом училище
