вернешь, и человек ушел навсегда.
Появляясь в Москве, Бабель не стремился бывать в среде литераторов,
особенно когда злословили или даже восхваляли его. Казалось, он на редкость
легко сходился с людьми, но это только казалось. Когда люди переставали его
интересовать, он исчезал.
Он любил беседовать с Олешей. Его огорчало только, что в застольной
беседе Юрий Карлович очень часто прикладывался к бутылке, и тогда Бабель,
вздыхая, говорил:
-- Не налегайте, Юра... Я теряю собеседника.
Его интересовали люди выдающиеся, знаменитые. В Париже он познакомился
с Шаляпиным, и это ему Шаляпин сказал: "Не удалась жизнь". Впрочем, он
говорил это не раз и другим. Бабель виделся с Иваном Буниным. Не помню, что
Бабель рассказывал об этой встрече, но Бунин не преминул злобно и грубо
упомянуть о нем в своих "Воспоминаниях", кстати сказать вышедших в 1950
году, когда в Париже уже было известно о судьбе писателя. Но Бабель был
обруган в хорошей компании -- наряду с Александром Блоком и Маяковским.
Судьба свела меня с Бабелем еще один раз за границей, на этот раз в
Италии, в Сорренто, в гостях у Горького.
Произошло это так: в феврале 1933 года состоялась моя поездка в Турцию.
Из Стамбула я писал Бабелю в Париж о моих странствиях. 22 февраля 1933 года
он мне ответил письмом:
"Дорогой Л. В. Не могу сказать, как обрадовала меня ваша открытка, как
я рад за вас, всем сердцем... Наконец-то. Писать не писал, а думал и
вспоминал о вас постоянно -- в особенности во время прогулок по av.
Wagram... Хороший город Париж -- еще лучше стал... Американцы и англичане с
шальными деньгами исчезли, Париж стал французским городом и от этого
поэтичнее, выразительнее, таинственнее... Боюсь, что на Монпарнасе мы не
встретимся. В начале лета я буду в Москве, в марте -- хочу поехать в Италию.
Не прихватить ли мне Турцию и вернуться через Константинополь? Не входит ли
Италия в ваш маршрут? Ответьте мне. Напишите о делах российских. Читали
соборно фельетон ваш о Пильняке -- помирали со смеху... У меня здесь отпрыск
трех с половиной лет -- существо развеселое, забавное и баловливое.
Эренбург богат -- американцы в который раз купили у него "Жанну Ней"
для фильма. Я же, напротив, беден. Есть ли у меня знакомые в турецком
представительстве?..
Ответьте поскорее...
Ваш И. Б."
Почти в это же время я получил письмо от А. М. Горького с приглашением
приехать к нему в Сорренто.
В Сорренто я прибыл поздно вечером. Утром, открыв дверь на террасу,
стоял ослепленный и восхищенный видом на Неаполитанский залив, на горы и
вдруг услышал знакомый смешок и голос:
-- Этого еще не хватало...
У окна второго этажа гостиницы стоял Бабель.
Гостями Горького кроме нас были Самуил Яковлевич Маршак и художник
Василий Николаевич Яковлев. Не буду повторять уже рассказанного в книгах о
трех неделях жизни в Сорренто, о прогулках в парке виллы Иль Сорито, о
поездке на Капри, о долгих вечерних беседах за столом в доме Горького, о
том, как Алексей Максимович читал нам рассказ "Едут", столь любимый Бабелем.
Мы возвращались ночью после этого чтения в нашу гостиницу. Бабель
говорил с ласковым изумлением:
-- Мы никогда не узнаем, что такое всемирная слава. А Горький ее узнал.
И остался таким, каким был, когда начинал. Представьте другого на его
месте... -- И он назвал одного своего очень честолюбивого земляка. -- Вы
представляете себе, что бы это было?.. Заметили вы, как старик волновался,
когда читал, и поглядывал вокруг? А "Едут" вошло во все издания его
сочинений.
Бабель особенно любил этот
