Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Воспоминания о Бабеле » Воспоминания о Бабеле, страница108

Воспоминания о Бабеле, страница108

— смеется Коробов, — или недоварить. Без «сала», без жирка должен быть. На чугуне свет стоит…

        Немецкий писатель Вилли  Бредель  спрашивает, давно ли работает Коробов на заводе.

        — Пацаном  пришел,  мальчонком. —  Он показывает рукой, мол, мал  был ростом. —  Батя  горновым  был. Вот  здесь  и я стараюсь… Теперь  все  по книгам, анализы, лаборатории, а раньше  на глазок узнавали, хорош ли  чугун. Немцы-то небось  теперь чугун и сталь  на войну варят?  —  обращается он  к Вилли Бределю.

        Вилли Бредель смущается,  говорит что-то по-немецки, словно он в ответе за то, что происходит сегодня в гитлеровской Германии. Он говорит  Коробову, что в Германии есть очень хорошие мастера на  заводах, он видел  в Гамбурге, Кельне, Ростоке, Берлине.

        — У  нас  тут,  правда, в Макеевке, больше  французы  были, но и немцы попадались. Башковито работали, зер гут, — соглашается он с Вилли Бределем.

        Со  стороны  степи  летит  большая  птица.  Осторожно  кружит  в  небе, застывает над заводом, разбросав большие крылья.

        —  Что за  птица? — спрашивает Бабель, протирая запотевшие  очки.  — Весьма любопытная картина…

        — Орел, степной, донецкий, летит погреться в заводском дымку…

        Писатели  наблюдали пуск  чугуна.  Подошли составы, раздалась  команда, пробурили летку,  запахло  едким  дымом, искрящаяся,  жаркая огненная струя, словно зверь, вырвалась из печи, тяжело бурля, падала в ковши.

        В автобусе Бабель все еще продолжал  расспрашивать  о шахтах и  заводах Донбасса, он весь под впечатлением только что увиденного. Исаак Эммануилович припоминает повесть Василия Гроссмана «Глюкауф»,  опубликованную в альманахе «Год 16-й».

        —  Хорошая книга, очень понравилась Алексею Максимовичу.  Правда, чуть суховатая, но точная…

        — Технически?

        —  Технически и художественно.  Представьте  себе повесть,  в  которой неправильно  будет  описан процесс варки  чугуна.  Такой  человек,  как Иван Григорьевич Коробов, просто обидится. Толстой описал Бородинское сражение не только  как  художник, но  и  как  знаток  военного  дела.  Может быть,  это объясняется еще и тем, что он пережил оборону Севастополя.

        Юрий Олеша, перебравшись в автобус,  сидит рядом с Бабелем. За окном — шахты, рудничные поселки, розоватые отблески зимнего неба.

        — Огненный край, — говорит Олеша.

        — Если я буду писать о Коробове, о заводе, — Бабель смотрит на Олешу, — я начну свой рассказ с описания…

        — …льющихся огненных рек, — торопится кто-то из молодых писателей.

        Бабель поворачивается, смотрит на юношу. Он устало щурит глаза. Сегодня был очень тяжелый день.

        — Чугунные реки, — повторяет юноша.

        — Это очень  красиво звучит: огненные  реки, чугунные  реки,  бурлящие огнем  реки,  — перечисляет Бабель. — Я бы начал рассказ с этого  степного орла,  который  греется  в заводском  дымку,  как  оказал  Иван  Григорьевич Коробов. Итак, договорились: орел остается за мной…

        Устроили большой литературный вечер. Выступили  Юрий  Олеша,  Александр Авдеенко,  Александр    Решетов,  Владимир    Лифшиц,  Иван    Кириленко,  Юрий Черкасский,      Павел      Беспощадный,      Перец    Маркиш,    Николай      Ушаков. Председательствующий,  Юрий  Карлович  Олеша,  предоставляет  слово    Исааку Бабелю.

        — В  этом году я пережил два  съезда писателей, — начинает Бабель. — Первый  состоялся летом  этого года в Париже. Второй съезд  —  ваш.  Первый проходил в  одном из красивейших архитектурных  памятников Парижа. Ваш съезд проходит в стандартном, темном, даже мрачноватом здании. На вашем съезде нет таких знаменитых писателей. Но удивительное чувство охватывает меня, когда я вглядываюсь в ваши лица  людей,