читателю эти впечатления, пронесенные сквозь целую
эпоху? Я расскажу две новеллы, услышанные в тот вечер от Бабеля, такими,
какими их сохранила память.
Литераторы не придерживаются обычая дипломатов, которые по свежим
следам записывают "для истории" свои беседы с государственными деятелями. Со
времен Гутенберга рукописи создают, чтобы их размножать на печатных станках
для читателей. Кто из нас на вечере в "каминной" сомневался, что рано или
поздно увидит эти новеллы в книге Бабеля?.. Конечно, запись, даже если бы
она была сделана в тот самый вечер, когда мы слушали писателя, все равно не
сохранила бы для потомства подлинного произведения Исаака Бабеля. Зато
сколько бы ожило подробностей, сколько бы сохранилось бесподобных,
неповторимых словечек Бабеля и примеров той тончайшей оркестровки
произведения, в которой он не знал себе равных.
Я не записал новеллы ни в тот вечер, ни позднее. Мало того -не раз и не
два рассказывал их в той обстановке, среди тех людей, для которых слова,
услышанные мною некогда из уст Бабеля, звучали как сказка. А каждый
рассказчик знает, что много раз пересказанный сюжет, взятый даже из
собственной жизни или из своего произведения, непроизвольно меняется,
обрастает новыми подробностями...
Обо всем этом я помню. Догадываюсь, что спорна сама попытка передать
(через столько лет!) впечатление от рассказов Бабеля. Но друзья
подсказывают, что нет иного пути помочь читателю представить себе, какой
была задумана книга о Бетале Калмыкове, книга, которой так и не суждено было
стать "фактом литературы".
РАЗБОЙНИК ИСМАИЛ КАПИТУЛИРУЕТ
-- Поедем в горы? -- предложил Бетал Калмыков Бабелю. -- Милиционеры
выследили наконец Исмаила-разбойника 1. Он засел в своем убежище
на неприступной скале. Двоих ранил, отстреливается. Его обложили, как волка,
и надежд на спасение у него не осталось. Не Шамиль -- тот перепрыгнул, как
говорят, через шесть рядов солдат, окруживших его саклю в Гимринском
ущелье... Утром позвонили из района, одумался Исмаил. Крикнул сверху: сдаст
оружие. Но только Беталу, в собственные руки. И еще: пусть Бетал поклянется,
что Исмаила никто не унизит. Будут судить, пусть расстреляют, но чтобы его,
безоружного, никто рукой не коснулся... Гордый, что скажешь? Придется брать
в плен разбойника Исмаила. Поедем?
1 Имена всех действующих лиц, кроме Бетала Калмыкова, как и
географические названия, кроме Нальчика, я не запомнил. Пришлось подменить
их произвольными именами и названиями. -- В. К.
Вместе с Бабелем-рассказчиком мы пережили его радость: он станет
свидетелем фантастической сцены -- разбойник выбрал секретаря обкома, чтобы
сдать ему оружие! А на дворе -- тридцатые годы!
Романтическая тема стала раскрываться уже в пути. Бетал разговорился о
своем бунтарском прошлом. Оказывается, до революции он одно время скрывался
в горах, был "социальным разбойником".
-- Вроде вашего Дубровского, что ли... Мстил князьям, богачам. Добычей
делился с бедняками. И ведь ни один меня не выдал, а?
И спустя некоторое время:
-- Когда это было! Правильного пути еще не видел. Узнал его позже.
А про бандита, который соглашался сдаться в плен ему одному, Бетал
сказал так:
-- Этот Исмаил шкуру спасал -- старые преступления его раскрылись. А в
горах он сидел смирно. Людей не убивал. Ну, скотину похищал... колхозную,
это так.
И добавил со вздохом, в котором прозвучало, однако же, не одно только
осуждение:
-- Люди из ближних селений знали, наверное, где он скрывался. Многие.
Не выдали... А кто им Исмаил? Вот уж не друг, не защитник.
