Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Произведения автора » Воспоминания о Бабеле, страница158

Воспоминания о Бабеле, страница158

знаю, что  Пишенина улица принесла бы мне счастье… Преданный Вам И. Б.».

        Письмо это было отправлено из Москвы 25 июля  1937 года. Как выяснялось из дальнейшей  переписки,  жилец, занимавший флигелек, затеял большой ремонт квартиры, в которую собирался  переехать, и освободить флигель не торопился. Моя мама  делала  все,  что  было  в  ее  силах, чтобы ускорить  его отъезд, прибегая  даже к наивным хитростям. «Действую на его самолюбие», — сообщала она.

        Бабель продолжал регулярно ей писать.

        «Уединился  для работы на подмосковной даче,  — писал он  в  мае  1938 года. —  По ночам  здесь  надо укрываться  ватным одеялом,  днем топить все печи… Вот так климат, — поэтому нет ничего понятней, чем мечты об Одессе. Дел у меня, впрочем,  здесь множество, когда  освобожусь, не знаю, о приезде своем предупрежу Вас заблаговременно. Меня согревает одна только перспектива очутиться на Ближних  Мельницах… У меня все по-старому — работа для души, работа  для «тела»  и, увы,  мало  веселья…  До свидания.  Жму Вашу  руку. Искренне преданный И. Бабель».

        Из  других писем  видно, что  мечта  об  Одессе и Ближних  Мельницах не оставляла его ни на один день.

        «Жилец я буду удобный хотя бы тем, что в Одессе смогу жить всего только несколько месяцев в году,  — сообщал он, но тут же добавлял тревожно: — Но не явится этот плюс минусом, не может ли кто-нибудь возразить  против такого неполного, что ли, использования жилплощади?»

        И вот наконец из  Одессы в Москву пришло  желанное сообщение.  Черновик маминого письма лежит сейчас передо мной.

        «Срок  освобождения флигелька между 15 мая  и 1 июня. Скорее первое, — писала она. — Внутри флигель в полном порядке. Сливы, черешни и вишни возле него прекрасно  цветут, и Вы летом будете кушать  фрукты прямо  с  дерева… Дети мои со мной это лето не живут, так что и время и материнские заботы, не использованные  ими, могут быть обращены на Вас. У меня будет  жить  сестра, которая будет мне в этом  помогать. Надоедать  мы Вам не  будем,  а  кормить фаршированными перчиками и прочим — сможем. Вот такие дела».

        В  ответ  на  это  письмо  из  Москвы  на  Ближние  Мельницы,  полетела телеграмма:

        «Счастлив возможности быть вашим соседом ближайшие дни напишем с  Таней подробно сердечный привет. Бабель».

        Вслед за телеграммой от него пришло в Одессу большое письмо, написанное в Переделкине 21 июня 1938 года:

        «Занимаюсь  несвоевременными  делами.  Литфонд предоставил мне  домик в загородном поселке писателей, и  я приготовляю его для  зимнего жилья. Затем —  ликвидация на несколько месяцев московских дел, чтобы можно было поехать в Одессу; ликвидация сложная и займет,  вероятно, еще целый месяц. О приезде своем  я уведомлю Вас заблаговременно. Сей числящийся за мной флигелек очень поднял  мой дух; Достоевский говорил когда-то: «Всякий человек должен  иметь место, куда бы  он мог уйти», —  и от  сознания,  что  такое место  у  меня появилось,  я  чувствую  себя    много  уверенней  на  этой,  как    известно, вращающейся  земле.    Что    касается    потребностей,  то  они  простейшие  и элементарнейшие:    стол,    кровать    или  диван,  шкапик  и  два-три  стула. Единственное,  пожалуй,  не    элементарное,  —  это  потребность  в  темной занавеске, чтобы  солнце  не  будило слишком рано… Я написал о занавеске и подумал,  что на  Ближних  Мельницах  очень  могут  быть  ставни, и забота о занавеске может быть лишняя…

        Я уже  недели  две  за городом…  Смотрю,  как здесь медленно,  чахло, поздно  распускается    растительность,    как  трудно  выходят  цветочки  под сумрачным небом без солнца (только вот дождь, зарядил  на десять дней!) и не могу не думать о Ближних