всегда живет много
всякого народу -- друзья, корреспонденты московских газет с женами и т. д. Я
стояла на своем. Пришлось Бабелю снова пойти в обком, и там было решено, что
он будет жить у Бетала, а я куплю путевку в дом отдыха как раз напротив дома
Бетала. На это я согласилась, и мы переехали в Долинское. По дороге туда
Бабель рассказал мне о своей встрече с Беталом Калмыковым в тот первый день
в Нальчике, который я полностью проспала.
-- Я встретил его на площади, он стоял перед новым зданием Госплана. Я
подошел к нему и сказал: "Красивое здание, Бетал". Он ответил: "Здание --
красивое, люди -- плохие. Зайдемте!" Мы вошли, и я с удивлением услышал, как
он сказал какой-то женщине, что хочет пройти в уборную и чтобы там никого не
было. Пригласил меня туда. В уборной было нисколько не хуже, чем в уборной
любого московского учреждения, но Бетал остался недоволен. Он прошел оттуда
к заведующему и, когда тот встал, встречая нас, сказал ему без всякого
предисловия: "Вы дикий и некультурный человек! У вас в уборной грязно".
В Долинском Бабель познакомил меня с Беталом и его семьей.
Бетал Калмыков был высокого роста, довольно плотный и широкоплечий, с
раскосыми карими глазами и круглым, скуластым лицом. Одевался он в серый
костюм из простой ткани, которая называлась тогда "чертовой кожей".
Брюки-галифе и рубашка с глухим воротником, подпоясанная узким ремешком. На
ногах сапоги из тонкого шевро, а на голове кубанка из коричневого каракуля с
кожаным верхом. Он почти никогда, даже за столом, не снимал своей кубанки, и
только однажды я увидела его без шапки и узнала, что он лыс. Очевидно, своей
лысины он стеснялся.
Жена Бетала, Антонина Александровна, была русская, крупная и красивая
женщина. Она работала, кажется, по линии детских учреждений и народного
образования. У них было двое детей: сын Володя примерно двенадцати лет и
дочь Светлана (Лана) трех или четырех лет. Мальчик был очень красив и имел
русские черты лица, а девочка похожа на Бетала, со скуластым личиком и
черными, слегка раскосыми, лукавыми глазами. Лана была любимицей отца.
-- Некрасивая будет у меня дочка, никто не умыкнет, -- говорил Бетал,
держа на коленях Лану.
-- Она сама, кого захочет, умыкнет, -- смеялся в ответ Бабель. По утрам
в Долинском Бабель работал или чаще уезжал куда-нибудь с Беталом. После
обеда приходил ко мне, мы гуляли, и он рассказывал о Бетале или передавал
услышанное от него за завтраком или обедом. Я запомнила кое-что так, как
Бабель пересказал это мне.
"За мной гнались белые, -- таков был один из рассказов Бетала, -- я
убегал в горы по знакомым тропинкам. Погоня длилась трое суток, меня уже
было настигали, но я уходил. За мной охотились. Меня решили загнать, как
загоняют зверя. Гнались по моим следам, я не мог остановиться. Сил
оставалось все меньше, я ничего не ел, не спал. Наконец на третьи сутки
погоня прекратилась. Я так устал, что упал, а когда поднялся, то увидел
перед собой большого тура. Он был совсем близко, смотрел на меня, весь
дрожал, а из глаз его текли слезы. Тур плакал. Он тяжело дышал и так же, как
и я, не мог бы сделать больше ни шага. Белые гнались за мной, а я, сам того
не зная, гнался за туром. И вот мы оба изнемогли и теперь стояли друг против
друга и смотрели друг другу в глаза. Я первый раз в жизни видел, как плачет
тур".
В Кабардино-Балкарии довольно большая площадь леса отведена под
заповедник. Водятся там медведи, кабаны, лоси и много всякой птицы. Охота
занимает значительное место в жизни здешних людей, и Бетал был страстным
охотником. Его рассказы за столом чаще всего
