их до конца ему
не удавалось.
Однажды Рыскинд нашел случай поздравить меня оригинальным способом. Я
получила правительственную награду как раз в тот год, когда награждали
писателей. Ордена получили, кажется, все известные писатели, кроме Бабеля,
Олеши и Пастернака. В день, когда я из газеты узнала о своем награждении,
вдруг открылась дверь в мою комнату и появилась сначала рука с кругом
колбасы, а потом Рыскинд.
-- Орденоносной жене неорденоносного мужа, -- произнес он и вручил мне
колбасу.
Мы тут же втроем организовали чай с колбасой необыкновенного вкуса --
такую, помнилось мне, я ела только в раннем детстве. Оказалось, что брат
Рыскинда, колбасник, собственноручно приготовил эту колбасу.
Проделки Рыскинда были разнообразны.
В один из его приездов зимой Бабель, смеясь, рассказал мне, что Рыскинд
зашел в еврейский театр; актеры репетировали в шубах и жаловались на холод;
тогда он позвонил в райжилотдел и от имени заведующего Метеорологическим
бюро чиновным голосом сказал: "На Москву надвигается циклон и будет
значительное понижение температуры. Необходимо как следует топить в
учреждениях и особенно в театрах". На следующий день печи в театре пылали...
Приезжая в Москву, Рыскинд останавливался в гостинице и очень смешно
рассказывал, как его номером пользуются друзья.
Жизнь Рыскинда была беспорядочной, и Бабелю очень хотелось приучить его
к организованности и к ежедневному труду.
-- Подозреваю, Вениамин Наумович, -- сказал как-то Бабель, -- что вы
ведете в Москве беспутный образ жизни, тогда как должны работать. Я
поручился за вас в редакции, что ваш рассказ будет сдан к сроку. Поэтому
сегодня я ночую у вас в номере и проверю, спите ли вы по ночам.
-- Исаак Эммануилович, -- рассказал мне потом Рыскинд, -- действительно
пришел, и мы ровно в двенадцать часов легли спать. Надо сказать, что я
страшно беспокоился, как бы кто-нибудь из моих беспутных друзей-гуляк не
вздумал притащиться ко мне среди ночи или позвонить по телефону. Беспокоился
и не спал. И вдруг, во втором часу ночи, -- звонок. Бабель проснулся и
произнес: "Начинается". А я, готовый убить приятеля, который позорит меня
перед Бабелем, подбежал к телефону, снял трубку и услышал, как незнакомый
мне женский голос спрашивает... Бабеля. Я, торжествуя, позвал: "Исаак
Эммануилович -- вас!" Он был смущен, надел очки и взял трубку. Слышу --
говорит: "Где он -- не знаю, но что он в данный момент не слушает Девятую
симфонию Бетховена -- за это я могу поручиться". Затем, положив трубку,
сказал: "Жена разыскивает своего мужа, кинорежиссера, с которым я днем
работал. Должно быть, Антонина Николаевна дала ей ваш телефон..."
Этот бездомный, нищий, с вечной игрой воображения человек был интересен
и близок Бабелю.
Однажды Рыскинд рассказал мне эпизод, свидетельствующий о том, как он
сам ценил такую же игру воображения у других.
Когда ему наконец дали в Киеве комнату в новом доме, он решил устроить
новоселье, хотя мебели у него не было никакой. Он купил несколько бутылок
водки, колбасы и буханку хлеба, разложил все это на газете, на полу,
посредине комнаты, и пригласил друзей. -- Гости приходили, -- рассказывал
Рыскинд, -- складывали шубы и шапки в угол комнаты и усаживались на пол
вокруг газеты. Гостей было много, и сторож дома решил, что новоселье
справляет не какой-то бедняк, недавно въехавший сюда с одним чемоданчиком, а
получивший квартиру в этом же подъезде секретарь горкома. И вдруг входит
актер Бучма. И происходит чудо. Он снимает роскошную шубу и вешает ее на
вешалку (шуба,
