дочери находились с ним. Вдруг, году, наверное,
в 1937 или 38-м его отозвали в Москву и поселили в роскошной квартире-номере
в "Метрополе". Так всегда бывало с работниками посольств; пока им не
предоставят квартиру, они живут в номерах "Метрополя". Туда-то и пришли
ночью за мужем через несколько дней после возвращения из Америки. Ее
арестовали тоже, но в одно ли время с мужем или позднее -- не помню. Девочек
сначала куда-то увезли, в какой-то детдом, а потом отдали ее родителям. Ей
каким-то образом удалось освободиться через год или два. Такое у меня
сложилось впечатление. Было удивительно, как ей удалось освободиться, но
тогда у меня никакие подозрения не шевельнулись.
Мария Абрамовна рассказала мне, как пришел Завадский -- очень боялся,
снял сапог и вытащил письмо. Потом она достала это письмо, став на стул, из
подвешенного высоко в углу комнаты шкафчика и прочла его мне. Я спросила ее
-- узнает ли она почерк мужа; она сказала -- "и да, и нет. Как будто его
почерк, но написано письмо дрожащей рукой". Я запомнила из этого письма:
"Как будет огорчен Бабель, выйдя из больницы, что он потерял оказию послать
весточку домой", -- это дословно, и далее, что он работает счетоводом, сидит
в конторке, у них тепло, много пишет. О том, что он в больнице, -- как ни о
чем особенном, выйдет непременно. Поражало слово "оказия" -- это бабелевское
слово, в письмах он часто его употреблял. Я расплакалась, и Мария Абрамовна
тоже. Так мы поплакали вместе, а сделать все равно ничего не могли.
Больше ни я ей, ни она мне не звонила. Все это случилось в августе 1952
года. Я была уверена, что Бабель жив и находится в лагере на Колыме.
Непонятно было только, как человек такого обаяния, как Бабель, не мог из
лагеря послать о себе весть. Но объясняла я это, во-первых, строгостью
режима лагерей и, во-вторых, нашим отсутствием в Москве в течение почти трех
лет.
На всякий случай мы решили послать запрос в Магаданскую область. Кто-то
из знакомых узнал адрес, по которому следовало написать. И вот Лида Бабель
написала в почтовый ящик No AB 261, в ведении которого были все лагеря
Магадана и Магаданской области, просьбу сообщить, -- не у них ли содержится
И. Э. Бабель.
В ответ получили уведомление: "На Ваше заявление сообщаем, что Бабель
Исаак Эммануилович 1894 по адресу: город Магадан, Магаданской области, п/я
261 не значится".
Однажды мне сказали, что писатель К. рассказывал писателю Евгению Рыссу
о том, как умер Бабель где-то в лагере под городом Канском Красноярской
области. Я попыталась разыскать Евгения Рысса, но он жил в Ленинграде, и мне
это не удалось. А в году 1955-м, уже после реабилитации Бабеля, мне вдруг
позвонил сам К. и спросил, не хотела ли бы я узнать подробности о смерти
Бабеля, и предложил с ним встретиться. Эта встреча произошла на Тверском
бульваре напротив дома Герцена. И К. мне рассказал, что его отец был
начальником лагеря под Канском. Там была пошивочная мастерская, где работали
заключенные. Бабелю сшили там плащ из брезента темно-зеленого цвета, и он в
нем ходил. Этот плащ, говорил К., и сейчас хранится у его матери, живущей
где-то в Сибири, и если я хочу, он может этот плащ мне привезти. У Бабеля в
этом лагере была своя маленькая комнатка; работать его не заставляли, он
много писал.
-- А я присылал ему бумагу, -- рассказывал К. -- Сам я тогда работал в
газете во Владивостоке. Отец мой очень хорошо относился к Бабелю. Он написал
мне, что ему нужна бумага. Вот я и присылал бумагу. Однажды Бабель пошел
погулять во двор лагеря в этом своем плаще и долго не возвращался. Все
обеспокоились и вышли
