Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Воспоминания о Бабеле » Воспоминания о Бабеле, страница226

Воспоминания о Бабеле, страница226

станет ясно, для чего мне все это нужно».

        Никто  не может  утверждать  с  полной  уверенностью,  закончил  Бабель «Голубятню», или  «заветному труду» суждено было остаться  не осуществленным до конца замыслом.  Ясно лишь  одно. В творческих  планах  писателя  книга о детстве занимала едва ли не центральное место.

 

          Еще раз о «продолжительном» молчании и «удивительной» речи

 

        Первым, кто заговорил о молчании писателя, был А. Воронский. Не обращая внимания на «Закат», он писал  в 1928 году о Бабеле: «…Его скупость грозит превратиться    в    порок:    молчать  нужно  тоже    умеренно».  Такого    рода предостережения,  по-видимому, не оказывали  никакого  воздействия на  темпы работы Бабеля.  Напротив,  с  годами  «скупость»  возводится  чуть ли  не  в систему. «Верный своей системе —  я буду откладывать  печатание  как  можно дальше», — предупреждает он Е.  Зозулю в  феврале  1928 года, а в  одном из писем  к другу  детства  И.  Лившицу объясняет,  в  чем  смысл  избранной им системы: «Мне надо несколько лет молчать, для того чтобы потом разразиться».

        Еще осенью 1927 года Бабель предполагал, что это произойдет в следующем году. «Я уверен, что смогу  напечатать  много вещей в 1928 году…» Однако в печати появился только один новый  рассказ «Старательная женщина»  (альманах «Перевал», 1928, кн. 6) и пьеса «Закат» («Новый мир», 1928, No 2).

        «Я считаю сущими пустяками  (и скорее хорошими, чем дурными)  то, что я не участвую в литературе. Чем дольше мое  молчание  будет  продолжаться, тем лучше смогу я обдумать свою  работу…» — писал Бабель в сентябре 1928 года Кашириной.

        Возвратившись из Франции, Бабель не спешит печататься, и в течение двух лет его имя не появляется на страницах литературных журналов. В этот период, начиная  с  весны  1929  года,  он  почти постоянно живет  в  «глубинке»  — разъезжает  по стране,  участвует  в  коллективизации.  Украина, Воронежская область, Днепрострой, Подмосковье —  такова в самых общих чертах  география его путешествий по «Руси советской».

        Молчание  Бабеля или  то, что он называл  исчезновением из  литературы, как-то особенно бросалось в глаза, хотя некоторые его современники выступали в печати немногим  чаще.  Двухлетний перерыв  — ситуация довольно обычная в писательской  биографии, и в большинстве случаев она не требует комментариев со  стороны  самого  писателя.  Однако  в  1930  году  Бабель  вынужден  был объясниться.

        Поводом    послужила  фальшивка  польского    буржуазного    еженедельника «Литературные ведомости» (1930, No  21), на страницах которого  некто А. Дан опубликовал «интервью» с Бабелем, выдержанное в грубом  антисоветском  духе. Читатели СССР узнали об  этом из заметки Бруно Ясенского «Наши на  Ривьере», напечатанной в  «Литературной газете»  (10  июля  1930 года).  Цитируя слова Бабеля,    якобы    сказанные    Дану,    Ясенский    в    заключение    высказывал предположение, что  материал польской  газеты сфабрикован,  но  тогда Бабелю необходимо выступить с опровержением.

        13 июля на заседании секретариата ФОСП писатель заявил: «Судя по статье Ясенского, «интервью»  Дана  написано  под  явным  влиянием  моего  рассказа «Гедали». Молодой человек из польской газеты лишь подновил тему, облек ее  в форму интервью. Особенно удивительно, что это «интервью» появилось через два года после моего приема  из-за границы. В свое  время мои рассказы о прежней работе в Чека подняли за границей страшный скандал, и я был более  или менее бойкотируемым человеком. Конечно, в  то время такая информация  не  могла бы появиться.

        Все  же  «Литературная  газета»  поступила    неправильно,    не  показав предварительно  статью мне. Мне  кажется,  что здесь