Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Воспоминания о Бабеле » Воспоминания о Бабеле, страница229

Воспоминания о Бабеле, страница229

сознательно не дает  в печать свои злободневные,  остродраматические  новеллы  о  деревне. Это  хорошо  понимал дружески  расположенный к нему В. Полонский: «Почему он не печатает? Причина ясна:  вещи им действительно написаны. Он замечательный писатель, и то,  что он не спешит, не заражен славой, — говорит о том, что он верит: его вещи не устаревают,  и  он  не пострадает, если напечатает их  позже…  Он не может работать  на  обычном  материале,  ему  нужен  особенный,  острый,    пряный, смертельный.  Ведь вся «Конармия» такова.  А все, что у него есть теперь, — это,  вероятно,    про  Чека.  Он  в    Конармию  пошел,  чтобы  собрать  этот материал…»

        Размышления  критика    над    судьбой  Бабеля    следует  воспринимать  в историко-литературном  контексте начала  30-х годов.  Именно тогда  рапповцы выдвинули          оскорбительную        альтернативу          по          отношению          к писателям-интеллигентам: «не попутчик, а союзник или враг». Печатая Бабеля в своем  журнале,  Полонский  как бы  давал  ответ всем тем,  кто склонен  был подвергать сомнению репутацию писателя.

        В конце 1931  года редакция «Нового мира» объявила, что в будущем  году читатели смогут прочесть новые рассказы Бабеля «Иван-да-Марья», «У  Троицы», «Медь», «Весна», «Адриан Маринец». Ни один из них  в  «Новом мире»  так и не появился. «Иван-да-Марья» был опубликован  в журнале «30 дней» (1932, No 4), что касается остальных рассказов, то судьба их неизвестна. В том же  журнале появились «Конец богадельни»  (No 1), «Дорога» (No 3), «Гюи де Мопассан» (No 6),

        В январе 1932 года он  писал родным:  «Вообще, то, что печатается, есть ничтожная доля сделанного,  а основная работа проводится теперь. С похвалами рано,  посмотрим, что будет дальше.  Единственное,  что  достигнуто, —  это чувство профессионализма и упрямства и жажда работы, которых раньше не было. Внешне же это проявляется пока недостаточно,  случайно,  скомканно, не в том порядке, как надо. Впрочем, до всего дойдет очередь».

        В 30-е годы Бабель много и  напряженно  работает, постоянно находится в разъездах,  стремится  лично  увидеть  грандиозную  стройку первого  в  мире социалистического государства.

        «Писанье — это сейчас не сиденье за столом, — читаем в одном из писем к  родным,    —  а  езда,  участие  в  живой  жизни,  подвижность,  изучение материалов,  связь  с каким-нибудь предприятием  или учреждением, и иногда с отчаянием констатируешь, что не поспеваешь всюду, куда надо».

        Значительное место в биографии писателя занимают и заграничные поездки. В  1932 — 1933  годах  Бабель  совершает  большое  путешествие  по  странам Западной Европы  — живет во Франции, Бельгии, гостит у Горького в Сорренто, посещает Германию  и Польшу. В отделе рукописей Института мировой литературы имени  А. М.  Горького  сохранилась  стенограмма доклада Бабеля  на  вечере, устроенном  редакциями    «Литературной  газеты»  и    «Вечерней  Москвы»    по возвращении  писателя  на  родину  в  сентябре  1933  года.  Особый  интерес представляют          его          итальянские          впечатления,          характеристика социально-политической жизни страны, втянутой Муссолини в преступный процесс фашизации.

        «Я разговаривал  с  туристами,  которые приезжают в Италию, которые  не были в ней 10 — 12 лет. Внешнее перерождение —  громадное. Железные дороги —  самые  лучшие  в  Европе.    Нищенства  меньше,  улицы  чистые,  обсажены деревьями.  Они  делают опыты по электрификации железных дорог. Там  есть  и наши инженеры. Их опытам можно поучиться. По альпийскому  участку поезда уже ходят со скоростью 100  километров в час. Там очень  тяжелый профиль. Своими достижениями они хвастаются на каждом шагу. Вообще в мире нет