Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Произведения автора » Конармейский дневник 1920 года, страница5

Конармейский дневник 1920 года, страница5

очков.

    Слоняюсь по селу. Еду в Клевань, местечко взято вчера 3-ей  кавбригадой 6-ой дивизии. Наши разъезды появились на линии, шоссе Ровно —  Луцк,  Луцк эвакуируется.

    8-12-го тяжелые бои, убит Дундич, убит Шадилов, командир  36-го  полка, пало много лошадей, завтра будем знать точно.

    Приказы Буденного об отобрании у нас  Ровно,  о  неимоверной  усталости частей,  о  том,  что  яростные  атаки  наших  бригад  не    дают    прежних результатов, беспрерывные бои с 27 мая, если не дадут  передышки  —  армия сделается небоеспособной.

    Не рано ли  издавать  такой  приказ?  Разумно,  будят  тыл  —  Клевань. Похороны 6 или 7 красноармейцев. Поехал за тачанкой. Похоронный  марш,  на обратном пути с кладбища — походный бравурный марш,  процессии  не  видно. Столяр — бородатый еврей — бегает по местечку, он сколачивает гробы.

    Главная улица — тоже Schosowa.

    Моя первая реквизиция — записная книга. Со мной  ходит  служка  Менаше. Обедаю у  Мудоша,  старая  песня,  еврея  разграблены,  недоумение,  ждали советскую  власть  как  избавителей,  вдруг  крики,  нагайки,  жиды.  Меня обступил целый круг, я им рассказываю о ноте Вильсону,  об  армиях  труда, еврейчики слушают, хитрые и сочувственные улыбки,  еврей  в  белых  штанах лечился в сосновом лесу, хочет домой. Евреи сидят на завалинках, девицы  и старики, мертво, знойно, пыльно, крестьянин (Парфентий Мельник, тот самый, что служил на военной службе в Елисаветполе) жалуется, что лошадь распухла от молока, забрали  от  жеребенка,  тоска,  рукописи,  рукописи,  вот  что туманит душу.

    Полковник Горов выбран населением,  —  войт  —  60  лет,  дореформенная благородная крыса. Говорим об армии, о  Брусилове,  если  Брусилов  пошел, чего же нам думать. Седые усы, шамкает, бывший человек, курит  самодельный табак, живет в управлении, старика жалко.

    Писарь в  волостном  управлении,  красивый  хохол,  идеальный  порядок, переучивался по-польски, показывает мне  книги,  статистику  в  волости  — 18600 человек, из них 800 человек поляков, хотели присоединить  к  Польше, торжественный акт о присоединении к польскому государству.

    Писарь тоже  дореформенный  в  бархатных  штанах,  с  хохлацкой  мовой, тронутый новым временем, усики.

    Клевань, его дороги, улицы, крестьяне и коммунизм далеко друг от друга.

    Хмелеводство, много рассадников, четырехугольные зеленые стены, сложная культура.

    У полковника — голубые глаза, у писаря — шелковистые усы.

    Ночь, работа штаба в Белеве. Что такое Жолнаркевич? Поляк? Его чувства? Трогательная дружба двух братьев.  Константин  и  Михаиле.  Жолнаркевич  — старый служака, точный, работоспособный без надрыва, энергичный без  шума, польские усы, польские тонкие ноги. Штаб — это Жолнаркевич, еще 3  писаря, заматывающихся к ночи.

    Колоссальное дело, расположение бригад, нет припасов, самое  главное  — операционные направления, делается незаметно. Ординарцы спят  на  земле  у штаба. Горят тонкие свечки,  наштадив  в  шапке  отирает  лоб  и  диктует, диктует беспрерывно  —  оперсводки,  приказания,  Артдивизиону,  Плетарму, держим направление на Луцк.

    Ночь, сплю на сене рядом с Лениным, латышом, бродят оторвавшиеся  кони, выхватывают сено из-под головы.

 

    Белев. 12.7.20

    Утром — начал журнал военных действий, разбираю  оперсводки.  Журнал  — будет интересная штука.

    После  обеда  еду  верхом  на  лошади  ординарца    Соколова    (больного возвратным тифом, он лежит рядом  на  земле  в  кожаной  куртке,  худой  и породистый с плетью в исхудавшей руке, ушел из  госпиталя,  не  кормили  и было скучно, лежал больной в эту страшную ночь оставления Ровно, весь  был залит водой, длинный, шатается, любопытно разговаривает с хозяевами, но  и повелительно,