Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Конармейский дневник 1920 года » Конармейский дневник 1920 года, страница6

Конармейский дневник 1920 года, страница6

точно  все  мужики  его  враги).  Шпаков,  чешская  колония. Богатый край, много овса и  пшеницы,  еду  через  деревни  —  Пересопница, Милостово, Плоски, Шпаково. Есть льнянка, из  нее  подсолнечное  масло,  и много гречихи.

    Богатые деревни, жаркий полдень, пыльные дороги,  прозрачное  небо  без облака, лошадь ленивая, хлещу  —  бежит.  Первая  моя  поездка  верхом.  В Милостове  —  беру  подводу  Шпакова  —  еду  за  тачанкой  и  лошадьми  с предписанием от штаба дивизии.

    Мягкосердечие. С восхищением вглядываюсь в нерусскую,  чистую,  крепкую жизнь чехов. Хороший  староста,  по  всем  направлениям  скачут  всадники, каждый  раз  новые  требования,  сорок  подвод  сена,  10  свиней,  агенты Опродкома — хлеба,  квитанция  у  старосты  —  овес  получили  —  спасибо. Разведком 34-го полка.

    Крепкие  избы  сияют  на  солнце,  черепица,  железо,  камень,  яблоки, каменное здание школы, полугородского типа женщины, яркие передники.  Идем к мельнику Юрипову, самый  богатый  и  интеллигентный,  высокий,  красивый типичный чех с западноевропейскими усами. Прекрасный двор, голубятня,  это умиляет меня, новые мельничные машины, былое благосостояние, белые  стены, обширный двор, одноэтажный просторный светлый дом  и  комната  —  хорошая, вероятно, семья у этого чеха, отец — жилистый бедняк — все добрые, крепкий сын с золотыми зубами, стройный и широкоплечий. Хорошая, наверное, молодая жена и дети.

    Усовершенствованная, конечно, мельница.

    Чех набит  квитанциями.  Забрали  четырех  лошадей  и  дали  записки  в Ровенский уездный комиссариат, забрали  фаэтон,  дали  взамен  разломанную тачанку, квитанции три на муку и овес.

    Приходит бригада, красные  знамена,  мощное  спаянное  тело,  уверенные командиры, опытные, спокойные глаза чубатых бойцов, пыль, тишина, порядок, оркестр, рассасываются по квартирам, комбриг кричит мне — ничего не  брать отсюда, здесь наш район. Чех беспокойными глазами следит за  мотающимся  в отдалении молодым ловким комбригом, вежливо разговаривает со мной,  отдает сломанную тачанку, но она рассыпается. Я  не  проявляю  энергии.  Идем  во второй, в третий дом. Староста указывает,  где  можно  взять.  У  старика, действительно, фаэтон, сын жужжит над ухом, сломано, передок плохой, думаю — есть у тебя невеста или едете по воскресеньям в  церковь,  жарко,  лень, жалко, всадники рыщут, так выглядит сначала свобода. Ничего не взял,  хотя и мог, плохой из меня буденновец.

    Обратно, вечер, во ржи поймали поляка, как на зверя  охотятся,  широкие поля, алое солнце, золотой туман, колышутся хлеба, в деревне  гонят  скот, розовые пыльные дороги,  необычайной  нежной  формы,  из  краев  жемчужных облаков — пламенные языки, оранжевое пламя, телеги поднимают пыль.

    Работаю в штабе (лошадь скакала здорово), иду спать рядом с Лепиным. Он латыш, морда туповатая, поросячья, очки, кажется, добр. Генштабист.

    Острит тупо и неожиданно. Бабка, когда ты умрешь, и вцепился.

    В штабе нет керосина. Он говорит — мы стремимся  к  свету,  у  нас  нет освещения,  буду  играть  с  деревенскими  девушками,  протянул  руку,  не пускает, морда напряженная, свинячья губа вздрагивает, очки шевелятся.

 

    Белев. 13.7.20

    Я именинник. 26 лет. Думаю о доме, о своей работе, летит моя жизнь. Нет рукописей.  Тупая  тоска,  буду  превозмогать.  Веду  свой  журнал,  будет интересная вещь.

    Писаря красивые, молодые, штабные русские молодые  люди  поют  арии  из опереток,  развращены  немного  штабной  работой.  Описать  ординарцев    — наштадива  и  прочих  —  Черкашин,  Тарасов,  —  барахольщики,  лизоблюды, льстецы, обжоры, лентяи, наследие старого, знают господина.

    Работа штаба в Белеве. Хорошо налаженная машина,  прекрасный  начальник