Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Произведения автора » Конармейский дневник 1920 года, страница21

Конармейский дневник 1920 года, страница21

в который раз?

    Начдив к 1-ой бригаде. В  Лешнюве  —  ужасно,  заезжаем  на  два  часа, административный штаб утекает, стена неприятеля вырастает повсюду.

    Бой под Лешнювом. Наша пешка  в  окопах,  это  замечательно,  волынские босые, полуидиотические парни  —  русская  деревня,  и  они  действительно сражаются против поляков, против притеснявших панов. Нет ружей, патроны не подходят, эти мальчики слоняются по облитым зноем окопам, их перемещают  с одной  опушки  на  другую.  Хата  у  опушки,  мне  делает  чай  услужливый галичанин, лошади стоят в лощинке.

    Сходил на батарею, точная, неторопливая, техническая работа.

    Под пулеметным обстрелом, визжание пуль, скверное ощущение, пробираемся по окопам, какой-то  красноармеец  в  панике,  и,  конечно,  мы  окружены. Говинский был на дороге, хотел бросить лошадей, потом поехал, я нашел  его у опушки, тачанка сломана, перипетии,  ищу,  куда  бы  сесть,  пулеметчики сбрасывают, перевязывают раненого мальчика, нога в воздухе,  он  рычит,  с ним приятель, у которого убили  лошадь,  подвязываем  тачанку,  едем,  она скрипит, не вертится. Я  чувствую,  что  Говинский  меня  погубит,  это  — судьба,  его  голый  живот,  дыры  в  башмаках,  еврейский  нос  и  вечные оправдания. Я пересаживаюсь в экипаж Михаила Карловича, какое  облегчение, я дремлю, вечер, душа потрясена, обоз, стоим по дороге к  Белавцам,  потом мы по дороге, окаймленной лесом, вечер, прохлада, шоссе, закат — катимся к позициям, отвозим мясо Константину Карловичу.

    Я жаден и жалок. Части в лесу, они отошли, обычная  картина,  эскадрон, Бахтуров читает сообщение о III Интернационале, о том,  что  съехались  со всего мира, белая косынка  сестры  мелькает  между  деревьями,  зачем  она здесь? Едем обратно, что такое Михаил Карлович? Говинский  удрал,  лошадей нет. Ночь, сплю в экипаже рядом с Михаилом Карловичем. Мы под Белавцами.

    Описать людей, воздух.

    Прошел день, видел  смерть,  белые  дороги,  лошадей  между  деревьями, восход и закат. Главное — буденновцы, кони, передвижения  и  война,  между житом ходят степенные, босые и призрачные галичане.

    Ночь на экипаже.

    (У леска стоял с тачанкой писарей).

 

    2.8.20. Белавцы

    История с тачанкой. Говинский приближается к местечку, конечно, кузнеца не нашел. Мой скандал с кузнецом, толкнул женщину, визг и слезы.  Галичане не хотят починять. Арсенал средств,  убеждения,  угрозы,  просьбы,  больше всего подействовало обещание сахару. Длинная история, один  кузнец  болен, тащу его к другому, плач, его тащат домой. Мне  не  хотят  стирать  белья, никакие меры воздействия не помогают.

    Наконец, починяют.

    Устал. В штабе тревога. Уходим. Противник нажимает,  бегу  предупредить Говинского, зной, боюсь опоздать, бегу по песку, предупредил, догнал  штаб за селом, никто не берет меня, уходят,  тоска,  еду  несколько  времени  с Барсуковым, двигаемся на Броды.

    Мне дают санитарную тачанку 2-го эскадрона, подъезжаем к лесу, стоим  с Иваном повозочным. Приезжают Буденный, Ворошилов, будет  решительный  бой, ни  шагу  дальше.  Дальше  разворачиваются  все  три  бригады,  говорю    с комендантом штаба. Атмосфера начала боя, большое поле, аэропланы,  маневры кавалерии на поле, наша конница, вдали  разрывы,  начался  бой,  пулеметы, солнце, где-то сходятся, заглушенное ура, мы с Иваном  отходим,  опасность смертельная, что я чувствую, это не страх, это пассивность,  он,  кажется, боится, куда ехать, группа с Корочаевым идет направо, мы почему-то налево, бой кипит,  нас  догоняют  на  лошади  —  раненые,  смертельно  бледный  — братишка, возьми, штаны окрашены кровью, угрожает нам  стрелять,  если  не возьмем, осаживаем,  он  страшен,  куртку  Ивана  заливает  кровь,  казак,