воевать со всем светом?
Пожар в селе. Горит клуня священника. Две лошади, бившиеся что есть
мочи, сгорели. Лошадь из огня не выведешь. Две коровы удрали, у одной
потрескалась кожа, из трещин - кровь, трогательно и жалко.
Дым обволакивает все село, яркое пламя, черные пухлые клубы дыма, масса
дерева, жарко лицу, все вещи из поповского дома, из церкви выбрасывают в
полисаднике. Апанасенко в красном казакине, в черной бурке, гладко
выбритое лицо - страшное явление, атаман.
Наши казаки, тяжкое зрелище, тащат с заднего крыльца, глаза горят, у
всех неловкость, стеснение, неискоренима эта так называемая привычка. Все
хоругви, старинные Четьи-Минеи, иконы вынесены, странные раскрашенные
бело-розовые, бело-голубые фигурки, уродливые, плосколицые, китайские или
буддийские, масса бумажных цветов, загорится ли церковь, крестьянки в
молчании ломают руки, население, испуганное и молчаливое, бегает босичком,
каждый садится у своей хаты с ведром. Они апатичны, прибиты,
нечувствительны - необычайно, они бросились бы даже тушить. С воровством
удалось совладать - солдаты, как хищные, затрудненные звери, ходят вокруг
батюшкиных чемоданов, говорят, там золото, у попа можно взять, портрет
графа Андрея Шептицкого, митрополита Галицкого. Мужественный магнат с
черным перстнем на большой и породистой руке. У старого священника, 35 лет
прослужившего в Лашкове, трепещет все время нижняя губа, он рассказывает
мне о Шептицком, тот не "выхован" в польском духе, из русинских вельмож,
"граф на шептицах", потом ушли к полякам, брат - главнокомандующий
польскими войсками, Андрей вернулся к русинам. Своя давняя культура, тихая
и прочная. Хороший интеллигентный батюшка, припасший мучку, курицу, хочет
поговорить об университетах, о русинах, несчастный, у него живет
Апанасенко в красном казакине.
Ночью - необыкновенное зрелище, ярко догорает шоссе, моя комната
освещена, я работаю, горит лампочка, покой, душевно поют кубанцы, их
тонкие фигуры у костров, песни совсем украинские, лошади ложатся спать.
Иду к начдиву. Мне о нем рассказывает Винокуров - партизан, атаман,
бунтарь, казацкая вольница, дикое восстание, идеал - Думенко, сочащаяся
рана, надо подчиняться организации, смертельная ненависть к аристократии,
попам и, главное, к интеллигенции, которую он в армии не переваривает.
Институт он кончит - Апанасенко, чем не времена Богдана Хмельницкого?
Глубокая ночь. 4 часа.
11.8.20. Лашков
День работы, сиденье в штабе, пишу до усталости, день покоя. К вечеру
дождь. У меня в комнате ночуют кубанцы, странно - смирные и воинственные,
домовитые и немолодые крестьяне ясного украинского происхождения.
О кубанцах. Содружество, всегда своей компанией, под окном ночью и днем
фыркают кони, великолепный запах навоза, солнца, спящих казаков, два раза
в день варят огромные ведра похлебки и мясо. Ночью кубанцы в гостях.
Беспрерывный дождь, они сушатся и ужинают у меня в комнате. Религиозный
кубанец в мягкой шляпе, бледное лицо, светлые усы. Они истовы,
дружественны, дики, но как-то более привлекательны, домовиты, меньше
ругатели, спокойнее, чем донцы и ставропольцы.
Сестра приехала, как все ясно, это надо описать, она стерта, хочет
уезжать, там все были - комендант, эти по крайней мере говорят, Яковлев, и
ужас, Гусев. Она жалка, хочет уходить, грустна, говорит непонятно, хочет о
чем-то со мною поговорить и смотрит на меня доверчивыми глазами, мол, я
друг, а остальные, остальные слезни. Как быстро уничтожили человека,
принизили, сделали некрасивым. Она наивна, глупа, восприимчива даже к
революционной
