типа, раса, лавчонки.
Я все еще болен, не могу опомниться от Львовских боев. Какой спертый
воздух в этих местечках. В Сокале была пехота, город нетронут, наштадив у
евреев. Книги, я увидел книги. Я у галичанки, богатой к тому же, едим
здорово, курицу в сметане.
Еду на лошади в центр города, чисто, красивые здания, все загажено
войной, остатки чистоты и своеобразия.
Революционный комитет. Реквизиции и конфискации. Любопытно:
крестьянство не трогают совершенно. Все земли в его распоряжении.
Крестьянство в стороне.
Объявления революционного комитета.
Сын хозяина - сионист и ein angesprochener nationalist. Обычная
еврейская жизнь. Они тяготеют к Вене, к Берлину, племянник, молодой юноша,
занимается философией и хочет поступить в университет. Едим масло и
шоколад. Конфеты.
У Мануйлова трения с наштадивом. Шеко посылает его к...
У меня самолюбие, ему не дают спать, нет лошади, вот тебе Конармия,
здесь не отдохнешь. Книги - polnische, juden.
Вечером - начдив в новой куртке, упитанный, в разноцветных штанах,
красный и тупой, развлекается - музыка ночью, дождь разогнал. Идет дождь,
мучительный галицийский дождь, сыпет и сыпет, бесконечно, безнадежно.
Что делают в городе наши солдаты? Темные слухи.
Богуславский изменил Мануйлову. Богуславский раб.
26.8.20. Сокаль
Осмотр города с молодым сионистом. Синагоги - хасидская, потрясающее
зрелище, 300 лет тому назад, бледные красивые мальчики с пейсами,
синагога, что была 200 лет тому назад, те же фигурки в капотах, двигаются,
размахивают руками, воют. Это партия ортодоксов - они за Белзского
раввина, знаменитый Белзский раввин, удравший в Вену. Умеренные за
Гусятинского раввина. Их синагога. Красота алтаря, сделанного каким-то
ремесленником, великолепие зеленоватых люстр, изъеденные столики, Белзская
синагога - видение старины. Евреи просят воздействовать, чтобы их не
разоряли, забирают пищу и товары.
Жиды все прячут. Сапожник, сокальский сапожник, пролетарий. Фигура
подмастерья, рыжий хасид-сапожник.
Сапожник ждал Советскую власть - он видит жидоедов и грабителей, и не
будет заработку, он потрясен и смотрит недоверчиво. Неразбериха с
деньгами. Собственно говоря, мы ничего не платим, 15-20 рублей. Еврейский
квартал. Неописуемая бедность, грязь, замкнутость гетто.
Лавчонки, все открыты, мел и смола, солдаты рыщут, ругают жидов,
шляются без толку, заходят в квартиры, залезают под стойки, жадные глаза,
дрожащие руки, необыкновенная армия.
Организованное ограбление писчебумажной лавки, хозяин в слезах, все
рвут, какие-то требования, дочка с западноевропейской выдержкой, но жалкая
и красная, отпускает, получает какие-то деньги и магазинной своей
вежливостью хочет доказать, что все идет как следует, только слишком много
покупателей. Хозяйка от отчаяния ничего не соображает.
Ночью будет грабеж города - это все знают.
Вечером музыка - начдив развлекается. Утром он писал письма на Дон и
Ставрополь. Фронту невмоготу выносить безобразия тыла. Вот пристал!
Холуи начдива водят взад и вперед статных коней с нагрудниками и
нахвостниками.
Военком и сестра. Русский человек - хитрый мужичок, грубый, иногда
наглый и путаный. Он о сестре высокого мнения, выщупывает меня,
выспрашивает, он влюблен.
Сестра идет прощаться к начдиву, это после всего, что было. С ней спали
все. Хам Суслов в смежной комнате - начдив занят, чистит револьвер.
Получаю сапоги и белье. Сухоруков получал, сам распределял, это
обер-холуй, описать.
Разговор с племянником, который хочет в университет.
Сокаль -