Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Конармейский дневник 1920 года » Конармейский дневник 1920 года, страница38

Конармейский дневник 1920 года, страница38

Жизнь местечек. Спасения нет. Все губят — поляки  не  давали приюту. Все девушки и женщины едва ходят. Вечером — словоохотливый еврей с бороденкой, имел  лавку,  дочь  бросилась  от  казака  со  второго  этажа, переломала себе руки, таких много.

    Какая мощная и прелестная жизнь нации здесь была. Судьба  еврейства.  У нас вечером, ужин, чай, я сижу и пью, слова еврея с  бороденкой,  тоскливо спрашивающего — можно ли будет торговать.

    Тяжкая беспокойная ночь.

 

    29.8.20. Комаров, Лабуне, Пневск

    Выезд из Комарова. Ночью наши грабили, в синагоге выбросили свитки Торы и забрали бархатные мешки  для  седел.  Ординарец  военкома  рассматривает тефилии, хочет забрать ремешки. Евреи угодливо улыбаются. Это — религия.

    Все с жадностью смотрят на недобранное, ворошат кости и развалины.  Они пришли для того, чтобы заработать.

    Захромала моя лошадь, беру лошадь наштадива, хочу поменять,  я  слишком мягок, разговор с солтысом, ничего не выходит.

    Лабуне. Водочный завод.  8  тысяч  ведер  спирта.  Охрана.  Идет  дождь пронизывающий,  беспрерывный.  Осень,  все    к    осени.    Польская    семья управляющего. Лошади под навесом, красноармейцы, несмотря на запрет, пьют. Лабуне — грозная опасность для армии.

    Все таинственно и просто. Люди молчат и ничего не заметно как будто. О, русский человек. Все дышит тайной и грозой. Смирившийся Сидоренко.

    Операция на Замостье. Мы в 10 верстах от Замостье. Там спрошу об Р.Ю.

    Операция, как всегда, несложна, обойти с запада и  с  севера  и  взять. Тревожные новости с запфронта. Поляки взяли Белосток.

    Дальше едем. Разграбленное поместье  Кулатковского  у  Лабуньки.  Белые колонны.    Пленительное,    хоть    и    барское      устройство.      Разрушение невообразимое. Настоящая Польша — управляющие,  старухи,  белокурые  дети, богатые,  полуевропейские  деревни  с  солтысом,  войтом,  все    католики, красивые женщины. В имении тащат овес. Кони в гостиной, вороные кони.  Что же — спрятать от дождя. Драгоценнейшие книги в сундуке, не успели  вывезти — конституция, утвержденная сеймом в начале 18-го века, старинные фолианты Николая  I,  свод  польских  законов,  драгоценные    переплеты,    польские манускрипты 16-го века, записки монахов, старинные французские романы.

    Наверху не разрушение, а обыск, все стулья,  стены,  диваны  распороты, пол вывернут, не разрушали, а искали. Тонкий  хрусталь,  спальня,  дубовые кровати, пудреница, французские романы на столиках,  много  французских  и польских книг о гигиене ребенка, интимные женские принадлежности  разбиты, остатки масла в масленице, молодожены?

    Отстоявшаяся  жизнь,  гимнастические  принадлежности,  хорошие    книги, столы, банки с лекарствами — все исковеркано святотатственно.  Невыносимое чувство, бежать от вандалов, а они ходят, ищут, передать их поступь, лица, шляпы, ругань — гад, в Бога мать, Спаса мать, по непролазной  грязи  тащат снопы с овсом.

    Подходим к Замостью. Страшный день. Дождь-победитель не затихает ни  на минуту. Лошади едва вытягивают. Описать этот непереносимый дождь. Мотаемся до глубокой ночи. Промокли до нитки, устали,  красный  башлык  Апанасенки. Обходим Замостье, части в 3-4 верстах от него. Не подпускают  бронепоезда, кроют нас артогнем. Мы сидим на  полях,  ждем  донесений,  несутся  мутные потоки. Комбриг Книга в хижине, донесение. Отец командир. Ничего не  можем сделать с бронепоездами. Выяснилось, что  мы  не  знали,  что  здесь  есть железная дорога, на карте не отмечена, конфуз, вот наша разведка.

    Мотаемся, все ждем, что возьмут Замостье. Черта с два.  Поляки  дерутся все лучше. Лошади  и  люди  дрожат.  Ночуем  в  Пневске.  Польская  ладная крестьянская семья. Разница между русскими и поляками  разительна.