и тянут свиней без всякого
учета, а у них есть порядок, всякие уполномоченные с жалобами у Шеко. Вот
и буденновцы.
Гордая сестра, каких мы никогда не видели, - в белых башмаках и чулках,
стройная полная нога, у них организация, уважение человеческого
достоинства, быстрая, тщательная работа.
Живем у евреев.
Мысль о доме все настойчивее. Впереди нет исхода.
7.9.20. Будятичи
Мы занимаем две комнаты. Кухня полна евреями. Есть беженцы из Крылова,
жалкая кучка людей с лицами пророков. Спят вповалку. Целый день варят и
пекут, еврейка работает, как каторжная, шьет, стирает. Тут же молятся.
Дети, барышни. Хамы - холуи жрут беспрерывно, пьют водку, хохочут, жиреют,
икают от желания женщины.
Едим через каждые два часа.
Часть отведена за Буг, новая фаза операции.
Вот уже две недели как все упорнее и упорнее говорят о том, что армию
надо отвести на отдых. На отдых - боевой клич!
Наклевывается командировка - в гостях у начдива - всегда едят, его
рассказы о Ставрополе, Суслов толстеет, густо хам посажен.
Ужасная бестактность - представлены к ордену Красного Знамени Шеко,
Суслов, Сухорукое.
Противник пытается перейти на нашу сторону Буга, 14-ая дивизия,
спешившись, отбила его.
Пишу удостоверения.
Оглох на одно ухо. Последствия простуды? Тело расчесано, все в ранах,
недомогаю. Осень, дождь, уныло, грязь тяжелая.
8.9.20. Владимир-Волынский
Утром на обывательской подводе в административный штаб. Аттестат,
канитель с деньгами. Полутыловая гнусность - Гусев, Налетов, деньги в
Ревтрибунале. Обед у Горбунова.
На тех же клячах в Владимир. Езда тяжелая, грязь непролазная, дороги
непроходимы. Приезжаем ночью. Мотня с квартирой, холодная комната у вдовы.
Евреи - лавочники. Папаша и мамаша - старики.
Горе ты, бабушка? Чернобородый, мягкий муж. Рыжая беременная еврейка
моет ноги. У девочки понос. Теснота, но электричество, тепло.
Ужин - клецки с подсолнечным маслом - благодать. Вот она - густота
еврейская. Думают, что я не понимаю по-еврейски, хитрые, как мухи. Город -
нищ.
Спим с Бородиным на перине.
9.9.20. Владимир-Волынский
Город нищ, грязен, голоден, за деньги ничего не купишь, конфеты по 20
рублей и папиросы. Тоска. Штарм. Уныло. Совет профессиональных союзов,
еврейские молодые люди. Хождение по совнархозам и профкомиссиям, тоска,
военные требуют, озорничают. Дохлые молодые евреи.
Пышный обед - мясо, каша. Единственная утеха - пища.
Новый военком штаба - обезьянье лицо.
Хозяева хотят выменять мою шаль. Не дамся.
Мой возница - босой с заплывшими глазами. Рассея.
Синагога. Молюсь, голые стены, какой-то солдат забирает электрические
лампочки.
Баня. Будь проклята солдатчина, война, скопление молодых, замученных,
одичавших, еще здоровых людей.
Внутренняя жизнь моих хозяев, какие-то дела делаются, завтра пятница,
уже готовятся, хорошая старуха, старик с хитринкой, притворяются нищими.
Говорят - лучше голодать при большевиках, чем есть булку при поляках.
10.9.20. Ковель
Полдня на разбитом, унылом, ужасном вокзале во Владимире-Волынском.
Тоска. Чернобородый еврей работает. В Ковель приезжаем ночью. Неожиданная
радость - поезд Поарма. Ужин у Зданевича, масло. Ночую в радиостанции.
Ослепительный свет. Чудеса. Хелемская сожительствует. Лимфатические
железы. Володя. Она обнажилась. Мое пророчество исполнилось.
11.9.20. Ковель
Город хранит следы европейско-еврейской культуры. Советских (денег) не
берут, стакан кофе без сахару - 50 рублей, дрянной обедишка на вокзале -
600 рублей.
Солнце, хожу по докторам, лечу ухо, чесотка.
В гости к Яковлеву, тихие домики,
