Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Конармия » Конармия, страница1

Конармия, страница1

          КОСТЕЛ В НОВОГРАДЕ

 

    Я отправился вчера  с  докладом  к  военкому,  остановившемуся  в  доме бежавшего ксендза. На кухне встретила меня пани Элиза,  экономка  иезуита. Она дала мне янтарного чаю с бисквитами. Бисквиты ее пахли, как  распятие. Лукавый сок был заключен в них и благовонная ярость Ватикана.

    Рядом  с  домом  в  костеле  ревели  колокола,  заведенные  обезумевшим звонарем.  Был  вечер,  полный    июльских    звезд.    Пани    Элиза,    тряся внимательными  сединами,  подсыпала  мне  печенья,  я    насладился    пищей иезуитов.

    Старая полька называла меня «паном», у порога  стояли  навытяжку  серые старики с окостеневшими ушами,  и  где-то  в  змеином  сумраке  извивалась сутана монаха. Патер бежал, но он оставил помощника — пана Ромуальда.

    Гнусавый скопец с телом исполина, Ромуальд  величал  нас  «товарищами». Желтым пальцем водил он  по  карте,  указывая  круги  польского  разгрома. Охваченный хриплым восторгом, пересчитывал он  раны  своей  родины.  Пусть кроткое забвение поглотит память о Ромуальде, предавшем нас без  сожаления и расстрелянном мимоходом. Но в тот вечер его узкая  сутана  шевелилась  у всех портьер, яростно мела все дороги и усмехалась всем,  кто  хотел  пить водку. В тот вечер тень монаха кралась за  мной  неотступно.  Он  стал  бы епископом — пан Ромуальд, если бы он не был шпионом.

    Я пил с ним ром, дыхание невиданного  уклада  мерцало  под  развалинами дома ксендза, и вкрадчивые  его  соблазны  обессилили  меня.  О  распятия, крохотные, как  талисманы  куртизанки,  пергамент  папских  булл  и  атлас женских писем, истлевших в синем шелку жилетов!..

    Я вижу тебя отсюда, неверный монах в лиловой  рясе,  припухлость  твоих рук, твою душу, нежную и безжалостную, как душа кошки, я вижу раны  твоего бога, сочащиеся семенем, благоуханным ядом, опьяняющим девственниц.

    Мы пили ром, дожидаясь военкома, но он все  не  возвращался  из  штаба. Ромуальд упал в углу и заснул. Он спит и трепещет, а за окном в  саду  под черной страстью неба переливается аллея. Жаждущие розы колышутся во  тьме. Зеленые молнии пылают в куполах. Раздетый труп  валяется  под  откосом.  И лунный блеск струится по мертвым ногам, торчащим врозь.

    Вот  Польша,  вот  надменная  скорбь  Речи  Посполитой!  Насильственный пришелец,    я    раскидываю    вшивый      тюфяк      в      храме,      оставленном священнослужителем, подкладываю под голову фолианты, в которых  напечатана осанна  ясновельможному    и    пресветлому    Начальнику    Панства,    Иозефу Пилсудскому.

    Нищие орды катятся на твои древние города, о Польша, песнь об  единении всех холопов гремит над ними, и горе тебе.  Речь  Посполитая,  горе  тебе, князь Радзивилл, и тебе, князь Сапега,