Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Конармия » Конармия, страница10

Конармия, страница10

вызванная исступленными  посланиями  новоградского  ксендза,  прибыла  комиссия    от епископа в Житомире, она нашла в самых захудалых  и  зловонных  хатах  эти чудовищные семейные  портреты,  святотатственные,  наивные  и  живописные. Иосифы  с  расчесанной  надвое    сивой    головой,    напомаженные    Иисусы, многорожавшие деревенские Марии с поставленными врозь коленями — эти иконы висели в красных углах, окруженные венцами из бумажных цветов.

    — Он произвел вас при жизни в святые! — воскликнул викарий дубенский  и новоконстантиновский, отвечая толпе, защищавшей Аполека. — Он окружил  вас неизреченными принадлежностями  святыни,  вас,  трижды  впадавших  в  грех ослушания, тайных винокуров, безжалостных заимодавцев, делателей фальшивых весов и продавцов невинности собственных дочерей!

    — Ваше священство, — сказал тогда викарию колченогий  Витольд,  скупщик краденого и кладбищенский сторож, — в чем  видит  правду  всемилостивейший пан бог, кто скажет об этом темному  народу?  И  не  больше  ли  истины  в картинах пана Аполека, угодившего нашей  гордости,  чем  в  ваших  словах, полных хулы и барского гнева?

    Возгласы толпы обратили викария в бегство. Состояние умов в  пригородах угрожало безопасности служителей церкви. Художник, приглашенный  на  место Аполека, не решался замазать Эльку и хромого  Янека.  Их  можно  видеть  и сейчас в боковом приделе новоградского костела: Янека  —  апостола  Павла, боязливого хромца с черной клочковатой бородой, деревенского отщепенца,  и ее, блудницу из Магдалы, хилую и безумную, с  танцующим  телом  и  впалыми щеками.

    Борьба с ксендзом длилась три десятилетия. Потом казацкий разлив изгнал старого  монаха  из  его  каменного  и  пахучего  гнезда,  и  Аполек  —  о превратности судьбы! — водворился в кухне пани Элизы. И вот я,  мгновенный гость, пью по вечерам вино его беседы.

    Беседы — о чем? О романтических временах шляхетства, о  ярости  бабьего фанатизма, о художнике Луке дель Раббио и о семье плотника из Вифлеема.

    — Имею сказать пану писарю… — таинственно сообщает мне  Аполек  перед ужином.

    — Да, — отвечаю я, — да, Аполек, я слушаю вас…

    Но костельный служка,  пан  Робацкий,  суровый  и  серый,  костлявый  и ушастый, сидит слишком близко от нас. Он развешивает перед нами  поблекшие полотна молчания и неприязни.

    — Имею сказать пану, — шепчет Аполек и уводит меня  в  сторону,  —  что Иисус, сын Марии, был женат на  Деборе,  иерусалимской  девице  незнатного рода…

    — О, тен чловек! — кричит в отчаянии пан  Робацкий.  —  Тен  чловек  не умрет на своей постели… Тего чловека забиют людове…

    — После ужина, — упавшим голосом шелестит Аполек, — после  ужина,  если пану писарю будет угодно…