Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Конармия » Конармия, страница13

Конармия, страница13

и шутки в  сторону…  Обратимся  к  повестке  дня,  друг  мой Виктория…

    Я проделал трехмесячный махновский поход — утомительное жульничество, и ничего более… И только Волин все еще там. Волин рядится  в  апостольские ризы и карабкается в Ленины от анархизма. Ужасно. А  батько  слушает  его, поглаживает пыльную проволоку своих кудрей и пропускает сквозь гнилые зубы мужицкую свою усмешку. И я теперь не знаю, есть ли во всем этом не  сорное зерно анархии и утрем ли  мы  вам  ваши  благополучные  носы,  самодельные цекисты из самодельного цека, made in Харьков, в самодельной столице. Ваши рубахи-парни не любят теперь вспоминать грехи  анархической  их  юности  и смеются над ними с высоты государственной мудрости, — черт с ними…

    А потом я попал в Москву. Как попал я в Москву? Ребята кого-то  обижали в смысле реквизиционном и ином. Я, слюнтяй, вступился. Меня расчесали —  и за дело. Рана была пустяковая, но в  Москве,  ах.  Виктория,  в  Москве  я онемел от  несчастий.  Каждый  день  госпитальные  сиделки  приносили  мне крупицу каши. Взнузданные благоговением, они тащили ее на большом подносе, и я возненавидел  эту  ударную  кашу,  внеплановое  снабжение  и  плановую Москву. В совете встретился потом с горсточкой анархистов. Они пижоны, или полупомешанные старички. Сунулся в Кремль с планом настоящей работы.  Меня погладили по головке и  обещали  сделать  замом,  если  исправлюсь.  Я  не исправился. Что было  дальше?  Дальше  был  фронт,  Конармия  и  солдатня, пахнущая сырой кровью и человеческим прахом.

    Спасите меня, Виктория. Государственная мудрость  сводит  меня  с  ума, скука пьянит. Вы не поможете — и я издохну  безо  всякого  плана.  Кто  же захочет, чтобы работник подох столь неорганизованно, не вы ведь, Виктория, невеста, которая никогда не будет женой. Вот и сентиментальность, ну ее  к распроэтакой матери…

    Теперь будем говорить дело. В армии мне  скучно.  Ездить  верхом  из-за раны я не могу,  значит  не  могу  и  драться.  Употребите  ваше  влияние, Виктория — пусть отправят меня в Италию. Язык я изучаю и через два  месяца буду на нем говорить. В Италии земля тлеет. Многое там  готово.  Недостает пары выстрелов. Один из них я произведу.  Там  нужно  отправить  короля  к праотцам. Это очень  важно.  Король  у  них  славный  дядя,  он  играет  в популярность и снимается с  ручными  социалистами  для  воспроизведения  в журналах семейного чтения.

    В цека, в Наркоминделе вы  не  говорите  о  выстреле,  о  королях.  Вас погладят по головке и промямлят: «романтик». Скажите просто, —  он  болен, зол, пьян от тоски, он хочет солнца Италии и бананов. Заслужил  ведь  или, может, не заслужил? Лечиться — и баста. А если  нет  —  пусть