отправят в
одесское Чека... Оно очень толковое и...
Как глупо, как незаслуженно и глупо пишу я, друг мой Виктория...
Италия вошла в сердце как наваждение. Мысль об этой стране, никогда не
виданной, сладка мне, как имя женщины, как ваше имя, Виктория..."
Я прочитал письмо и стал укладываться на моем продавленном нечистом
ложе, но сон не шел. За стеной искренне плакала беременная еврейка, ей
отвечало стонущее бормотание долговязого мужа. Они вспоминали об
ограбленных вещах и злобствовали друг на друга за незадачливость. Потом,
перед рассветом, вернулся Сидоров. На столе задыхалась догоревшая свеча.
Сидоров вынул из сапога другой огарок и с необыкновенной задумчивостью
придавил им оплывший фитилек. Наша комната была темна, мрачна, все дышало
в ней ночной сырой вонью, и только окно, заполненное лунным огнем, сияло
как избавление.
Он пришел и спрятал письмо, мой томительный сосед. Сутулясь, сел он за
стол и раскрыл альбом города Рима. Пышная книга с золотым обрезом стояла
перед его оливковым невыразительным лицом. Над круглой его спиной блестели
зубчатые развалины Капитолия и арена цирка, освещенная закатом. Снимок
королевской семьи был заложен тут же, между большими глянцевитыми листами.
На клочке бумаги, вырванном из календаря, был изображен приветливый
тщедушный король Виктор-Эммануил со своей черноволосой женой, с наследным
принцем Умберто и целым выводком принцесс.
...И вот ночь, полная далеких и тягостных звонов, квадрат света в сырой
тьме - и в нем мертвенное лицо Сидорова, безжизненная маска, нависшая над
желтым пламенем свечи.
ГЕДАЛИ
В субботние кануны меня томит густая печаль воспоминаний. Когда-то в
эти вечера мой дед поглаживал желтой бородой томы Ибн-Эзра. Старуха в
кружевной наколке ворожила узловатыми пальцами над субботней свечой и
сладко рыдала. Детское сердце раскачивалось в эти вечера, как кораблик на
заколдованных волнах...
Я кружу по Житомиру и ищу робкой звезды. У древней синагоги, у ее
желтых и равнодушных стен старые евреи продают мел, синьку, фитили, -
евреи с бородами пророков, со страстными лохмотьями на впалой груди...
Вот предо мной базар и смерть базара. Убита жирная душа изобилия. Немые
замки висят на лотках, и гранит мостовой чист, как лысина мертвеца. Она
мигает и гаснет - робкая звезда...
Удача пришла ко мне позже, удача пришла перед самым заходом солнца.
Лавка Гедали спряталась в наглухо закрытых торговых рядах. Диккенс, где
была в тот вечер твоя тень? Ты увидел бы в этой лавке древностей золоченые
туфли и корабельные канаты, старинный компас и чучело орла, охотничий
винчестер с выгравированной датой
