в него не стал, стрельбы я ему не должен был никак, а
только потащил наверх в залу. Там в зале Надежда Васильевна, совершенно
сумасшедшие, сидели, они с шашкой наголо, по зале прохаживались и в
зеркало гляделись. А когда я Никитинского в залу притащил, Надежда
Васильевна побежали в кресло садиться, на них бархатная корона перьями
убрана была, они в кресло бойко сели и шашкой мне на караул сделали. И
тогда я потоптал барина моего Никитинского. Я час его топтал или более
часу, и за это время я жизнь сполна узнал. Стрельбой, - я так выскажу, -
от человека только отделаться можно: стрельба - это ему помилование, а
себе гнусная легкость, стрельбой до души не дойдешь, где она у человека
есть и как она показывается. Но я, бывает, себя не жалею, я, бывает, врага
час топчу или более часу, мне желательно жизнь узнать, какая она у нас
есть...
КЛАДБИЩЕ В КОЗИНЕ
Кладбище в еврейском местечке. Ассирия и таинственное тление Востока на
поросших бурьяном волынских полях.
Обточенные серые камни с трехсотлетними письменами. Грубое тиснение
горельефов, высеченных на граните. Изображение рыбы и овцы над мертвой
человеческой головой. Изображения раввинов в меховых шапках. Раввины
подпоясаны ремнем на узких чреслах. Под безглазыми лицами волнистая
каменная линия завитых бород. В стороне, под дубом, размозженным молнией,
стоит склеп рабби Азриила, убитого казаками Богдана Хмельницкого. Четыре
поколения лежат в этой усыпальнице, нищей, как жилище водоноса, и
скрижали, зазеленевшие скрижали, поют о них молитвой бедуина:
"Азриил, сын Анания, уста Еговы.
Илия, сын Азриила, мозг, вступивший в единоборство с забвением.
Вольф, сын Илии, принц, похищенный у Торы на девятнадцатой весне.
Иуда, сын Вольфа, раввин краковский и пражский.
О смерть, о корыстолюбец, о жадный вор, отчего ты не пожалел нас, хотя
бы однажды?"
ПРИЩЕПА
Пробираюсь в Лешнюв, где расположился штаб дивизии. Попутчик мой
по-прежнему Прищепа - молодой кубанец, неутомительный хам, вычищенный
коммунист, будущий барахольщик, беспечный сифилитик, неторопливый враль.
На нем малиновая черкеска из тонкого сукна и пуховый башлык, закинутый за
спину. По дороге он рассказывал о себе...
Год тому назад Прищепа бежал от белых. В отместку они взяли заложниками
его родителей и убили их в контрразведке. Имущество расхитили соседи.
Когда белых прогнали с Кубани, Прищепа вернулся в родную станицу.
Было утро, рассвет, мужичий сон вздыхал в прокисшей духоте. Прищепа
подрядил казенную телегу и пошел по станице собирать свои граммофоны,
жбаны для кваса и расшитые матерью полотенца.
