-
и всунул пленному саблю в глотку. Старик упал, повел ногами, из горла его
вылился пенистый коралловый ручей. Тогда к нему подобрался, блестя серьгой
и круглой деревенской шеей, Андрюшка Восьмилетов. Андрюшка расстегнул у
поляка пуговицы, встряхнул его легонько и стал стаскивать с умирающего
штаны. Он перебросил их к себе на седло, взял еще два мундира из кучи,
потом отъехал от нас и заиграл плетью. Солнце в это мгновение вышло из
туч. Оно стремительно окружило Андрюшкину лошадь, веселый ее бег,
беспечные качанья ее куцего хвоста. Андрюшка ехал по тропинке к лесу, в
лесу стоял наш обоз, кучера из обоза бесновались, свистели и делали
Восьмилетову знаки, как немому.
Казак доехал уже до середины пути, но тут Трунов, упавший вдруг на
колени, прохрипел ему вслед:
- Андрей, - сказал эскадронный, глядя в землю, - Андрей, - повторил он,
не поднимая глаз от земли, - республика наша советская живая еще, рано
дележку ей делать, скидай барахло, Андрей.
Но Восьмилетов не обернулся даже. Он ехал казацкой удивительной своей
рысью, лошаденка его бойко выкидывала из-под себя хвост, точно
отмахивалась от нас.
- Измена! - пробормотал тогда Трунов и удивился. - Измена! - сказал он,
торопливо вскинул карабин на плечо, выстрелил и промахнулся второпях. Но
Андрей остановился на этот раз. Он повернул к нам коня, запрыгал в седле
по-бабьи, лицо его стало красно и сердито, он задрыгал ногами.
- Слышь, земляк, - закричал он, подъезжая, и тут же успокоился от звука
глубокого и сильного своего голоса, - как бы я не стукнул тебя, земляк, к
такой-то свет матери... Тебе десяток шляхты прибрать - ты вона каку панику
делаешь, мы по сотне прибирали - тебя не звали... Рабочий ты если - так
сполняй свое дело...
И, выбросив из седла штаны и два мундира, Андрюшка засопел носом и,
отворачиваясь от эскадронного, взялся помогать мне составлять список на
оставшихся пленных. Он терся возле меня, сопел необыкновенно шумно.
Пленные выли и бежали от Андрюшки, он гнался за ними и брал в охапку, как
охотник берет в охапку камыши для того, чтобы рассмотреть стаю, тянущую к
речке на заре.
Возясь с пленными, я истощил все проклятия и кое-как записал восемь
человек, номера их частей, род оружия и перешел к девятому. Девятый этот
был юноша, похожий на немецкого гимнаста из хорошего цирка, юноша с белой
немецкой грудью и с бачками, в триковой фуфайке и в егеревских кальсонах.
Он повернул ко мне два соска на высокой груди, откинул вспотевшие белые
волосы и назвал свою часть. Тогда Андрюшка схватил его за кальсоны и
спросил строго:
- Откуда сподники достал?
- Матка вязала, - ответил
