к
пулемету, стоявшему на холмике у станционной будки. Там ждал его Андрюшка
Восьмилетов, барахольщик.
- Как-нибудь, - сказал ему Трунов и взялся наводить пулемет. - Ты со
мной, што ль, побудешь, Андрей?..
- Господа Иисуса, - испуганно ответил Андрюшка, всхлипнул, побелел и
засмеялся, - господа Иисуса хоругву мать!..
И стал наводить на аэроплан второй пулемет.
Машины залетали над станцией все круче, они хлопотливо трещали в
вышине, снижались, описывали дуги, и солнце розовым лучом ложилось на
блеск их крыльев.
В это время мы, четвертый эскадрон, сидели в лесу. Там, в лесу, мы
дождались неравного боя между Пашкой Труновым и майором американской
службы Реджинальдом Фаунт-Ле-Ро. Майор и три его бомбометчика выказали
уменье в этом бою. Они снизились на триста метров и расстреляли из
пулеметов сначала Андрюшку, потом Трунова. Все ленты, выпущенные нашими,
не причинили американцам вреда; аэропланы улетели в сторону, не заметив
эскадрона, спрятанного в лесу. И поэтому, выждав с полчаса, мы смогли
поехать за трупами. Тело Андрюшки Восьмилетова забрали два его родича,
служившие в нашем эскадроне, а Трунова, покойного нашего командира, мы
отвезли в готический Сокаль и похоронили его там на торжественном месте -
в общественном саду, в цветнике, посредине города.
ИВАНЫ
Дьякон Аггеев бежал с фронта дважды. Его отдали за это в Московский
клейменый полк. Главком Каменев, Сергей Сергеевич, смотрел этот полк в
Можайске перед отправкой на позиции.
- Не надо их мне, - сказал главком, - обратно их в Москву, отхожие
чистить...
В Москве кое-как сбили из клейменых маршевую роту. В числе других попал
дьякон. Он прибыл на польский фронт и сказался там глухим. Лекпом
Барсуцкий из перевязочного отряда, провозившись с ним неделю, не сломил
его упорства.
- Шут с ним, с глухарем, - сказал Барсуцкий санитару Сойченко, - подыщи
в обозе телегу, отправим дьякона в Ровно на испытание...
Сойченко ушел в обоз и добыл три телеги: на первой из них сидел кучером
Акинфиев.
- Иван, - сказал ему Сойченко, - отвезешь глухаря в Ровно.
- Отвезти можно, - ответил Акинфиев.
- И расписку мне доставишь в получении...
- Ясно, - сказал Акинфиев, - а какая в ней причина, в глухоте его?..
- Своя рогожа чужой рожи дороже, - сказал Сойченко, санитар. - Тут вся
причина. Фармазонщик он, а не глухарь...
- Отвезти можно, - повторил Акинфиев и поехал следом за другими
подводами.
Всего собралось у перевязочного пункта три телеги. На первую посадили
сестру, откомандированную в тыл, вторую отвели для казака, больного
воспалением почек, на третью сел Иван
