до последнего издыхания?" До последнего
лечь... - повторяет Левка с восторгом и протягивает руки к небу, окружая
себя ночью, как нимбом. Неутомимый ветер, чистый ветер ночи поет,
наливается звоном и колышет души. Звезды пылают во тьме как обручальные
кольца, они падают на Левку, путаются в волосах и гаснут в лохматой его
голове.
- Лев, - шепчет ему вдруг Шевелев синими губами, - иди сюда. Золото,
какое есть - Сашке, - говорит раненый, - кольца, сбрую, все ей. Жили, как
умели... вознагражу. Одежду, сподники, орден за беззаветное геройство -
матери на Терек. Отошли с письмом и напиши в письме: "Кланялся командир, и
не плачь. Хата - тебе, старуха, живи. Кто тронет, скачи к Буденному: я -
Шевелева матка..." Коня Абрамку жертвую полку, коня жертвую на помин моей
души...
- Понял про коня, - бормочет Левка и замахивает руками. - Саш, - кричит
он женщине, - слыхала, чего говорит?.. При ем сознавайся - отдашь старухе
ейное аль не отдашь?..
- Мать вашу в пять, - отвечает Сашка и отходит в кусты, прямая, как
слепец.
- Отдашь сиротскую долю? - догоняет ее Левка и хватает за горло. - При
ем говори...
- Отдам. Пусти!
И тогда, вынудив признание, Левка снял котелок с огня и стал лить
варево умирающему в окостеневший рот. Щи стекали с Шевелева, ложка гремела
в его сверкающих мертвых зубах, и пули все тоскливее, все сильнее пели в
густых просторах ночи.
- Винтовками бьет, гад, - сказал Левка.
- Вот холуйское знатье, - ответил Шевелев. - Пулеметами вскрывает нас
на правом фланге...
И, закрыв глаза, торжественно, как мертвец на столе, Шевелев стал
слушать бой большими восковыми своими ушами. Рядом с ним Левка жевал мясо,
хрустя и задыхаясь. Кончив мясо, Левка облизал губы и потащил Сашку в
ложбинку.
- Саш, - сказал он, дрожа, отрыгиваясь и вертя руками, - Саш, как перед
богом, все одно в грехах как в репьях... Раз жить, раз подыхать. Поддайся,
Саш, отслужу хучь бы кровью... Век его прошел, Саш, а дней у бога не
убыло...
Они сели на высокую траву. Медлительная луна выползла из-за туч и
остановилась на обнаженном Сашкином колене.
- Греетесь, - пробормотал Шевелев, - а он, гляди, четырнадцатую дивизию
погнал...
Левка хрустел и задыхался в кустах. Мглистая луна шлялась по небу, как
побирушка. Далекая пальба плыла в воздухе. Ковыль шелестел на
потревоженной земле, и в траву падали августовские звезды.
Потом Сашка вернулась на прежнее место. Она стала менять раненому бинты
и подняла фонарик над загнивающей раной.
- К завтрему уйдешь, - сказала Сашка, обтирая Шевелева, вспотевшего
прохладным потом. - К завтрему уйдешь, она в кишках у тебя, смерть...
