стекла не соответствовали своему назначению, как
будучи в кладовке, которой они без надобности. И доктор Язейн, видя
горькую эту нашу стрельбу, только надсмехался разными улыбками, стоя в
окошке своего госпиталя, что также могут подтвердить вышеизложенные
вольные евреи местечка Козин. На доктора Явейна даю еще, товарищ
следователь, тот материал, что он надсмехался, когда мы, трое раненых, а
именно: боец Головицын, боец Кустов и я, первоначально поступали на
излечение, и с первых слов он заявил нам слишком грубо: вы, бойцы,
искупайтесь каждый в ванной, ваше оружие и вашу одежду скидайте этой же
минутой, я опасаюсь от них заразы, они пойдут у меня обязательно в
цейхгауз... И тогда, видя перед собой зверя, а не человека, боец Кустов
выступил вперед своею перебитой ногой и выразился, что какая в ней может
быть зараза, в кубанской вострой шашке, кроме как для врагов нашей
революции, и также поинтересовался узнать об цейхгаузе, действительно ли
там при вещах находится партийный боец или же, напротив, один из
беспартийной массы. И тут доктор Явейн, видно, заметил, что мы можем
хорошо понимать измену. Он оборотился спиной и без другого слова отослал
нас в палату и опять с разными улыбками, куда мы и пошли, ковыляя
разбитыми ногами, махая калечеными руками и держась друг за друга, так как
мы трое есть земляки из станицы Иван Святой, а именно: товарищ Головицын,
товарищ Кустов и я, мы есть земляки с одной судьбой, и у кого разорвана
нога, тот держит товарища за руку, а у кого недостает руки, тот опирается
на товарищево плечо. Согласно отданного приказания пошли мы в палату, где
ожидали увидеть культработу и преданность делу, но интересно узнать, что
же мы увидели, взойдя в палату? Мы увидели красноармейцев, исключительно
пехоту, сидящих на устланных постелях, играющих в шашки, и при них сестер
высокого росту, гладких, стоящих у окошек и разводящих симпатию. Увидев
это, мы остановились как громом пораженные.
- Отвоевались, ребята? - восклицаю я раненым.
- Отвоевались, - отвечают раненые и двигают шашками, поделанными из
хлеба.
- Рано, - говорю я раненым, - рано ты отвоевалась, пехота, когда враг
на мягких лапах ходит в пятнадцати верстах от местечка и когда в газете
"Красный кавалерист" можно читать про наше международное положение, что
это одна ужасть и на горизонте полно туч. - Но слова мои отскочили от
геройской пехоты, как овечий помет от полкового барабана, и заместо всего
разговор получился у нас, что милосердные сестры подвели нас к лежанкам и
снова начали тереть волынку про сдачу оружия, как будто мы уже были
