Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Конармия » Конармия, страница72

Конармия, страница72

до которой было три версты ходу. Мы проскакали три версты на лошадях, беспредельно утомленных,  и,  вскочив на холм, увидели мертвенную стену из черных мундиров и  бледных  лиц.  Это были казаки, изменившие нам в начале польских боев и сведенные  в  бригаду есаулом Яковлевым. Построив всадников в каре,  есаул  ждал  нас  с  шашкой наголо. Во рту его блестел золотой зуб, черная борода лежала на груди, как икона на мертвеце. Пулеметы противника палили с  двадцати  шагов,  раненые упали в наших рядах. Мы растоптали их и ударились об неприятеля,  но  каре его не дрогнуло, тогда мы бежали.

    Так была  одержана  савинковцами  недолговременная  победа  над  шестой дивизией. Она была одержана потому, что атакуемый не отвратил  лица  перед лавой налетающих эскадронов. Есаул стоял на этот  раз,  и  мы  бежали,  не обагрив сабель жалкой кровью изменников.

    Пять тысяч человек, вся дивизия  наша  неслась  по  склонам,  никем  не преследуемая. Неприятель остался на холме. Он не поверил  неправдоподобной своей победе и не решался на погоню. Поэтому мы остались живы и  скатились без  ущерба  в  долину,  где  встретил  нас  Виноградов,  начоодив  шесть. Виноградов метался на взбесившемся  скакуне  и  возвращал  в  бой  бегущих казаков.

    — Лютов, — крикнул он, завидев меня, — завороти  мне  бойцов,  душа  из тебя вон!..

    Виноградов колотил рукояткой маузера качавшегося жеребца, взвизгивал  и сзывал людей. Я  освободился  от  него  и  подъехал  к  киргизу  Гулимову, скакавшему неподалеку.

    — Наверх, Гулимов, — сказал я, — завороти коня…

    — Кобылячий хвост завороти, — ответил Гулимов и оглянулся. Он оглянулся воровато, выстрелил и опалил мне волосы над ухом.

    — Твоя завороти, —  прошептал  Гулимов,  взял  меня  за  плечи  и  стал вытаскивать саблю другой рукой. Сабля туго сидела в ножнах, киргиз  дрожал и озирался. Он обнимал мое плечо и наклонял голову все ближе.

    — Твоя вперед, — повторял он чуть слышно, — моя за  тобой  следом…  — легонько стукнул меня в грудь  клинком  подавшейся  сабли.  Мне  сделалось тошно от близости смерти и от тесноты ее, я отвел  ладонью  лицо  киргиза, горячее, как камень под солнцем, и расцарапал его так глубоко, как  только мог. Теплая кровь зашевелилась под моими ногтями, защекотала их, я отъехал от Гулимова, задыхаясь, как после  долгого  пути.  Истерзанный  друг  мой, лошадь, шла шагом. Я ехал, не видя пути, я ехал, не оборачиваясь, пока  не встретил Воробьева, командира  первого  эскадрона.  Воробьев  искал  своих квартирьеров и не находил их. Мы добрались с ним до деревни Чесники и сели там на лавочку вместе с Акинфиевым, бывшим повозочным  Ревтрибунала.  Мимо нас прошла Сашка, сестра  31-го  кавполка,  и  два  командира