сказала Сашка, - друг дружке в морду
стучаться, а мне от делов от этих от сегодняшних глаза прикрыть хочется...
Она сказала это с горестью и увела к себе разбитого Акинфиева, а я
поплелся в деревню Чесники, поскользнувшуюся на неутомимом галицийском
дожде.
Деревня плыла и распухала, багровая глина текла из ее скучных ран.
Первая звезда блеснула надо мной и упала в тучи. Дождь стегнул ветлы и
обессилел. Вечер взлетел к небу, как стая птиц, и тьма надела на меня
мокрый свой венец. Я изнемог и, согбенный под могильной короной, пошел
вперед, вымаливая у судьбы простейшее из умений - уменье убить человека.
ПЕСНЯ
На постое в сельце Будятичах мне пала на долю злая хозяйка. Она была
вдова, она была бедна; я отбил много замков у ее чуланов, но не нашел в
них живности.
Мне оставалось исхитриться, и вот однажды, вернувшись рано домой, до
сумерек, я увидел, как хозяйка приставляла заслонку к неостывшей печи. В
хате пахло щами, и, может быть, в этих щах было мясо. Я услышал мясо в ее
щах и положил револьвер на стол, но старуха отпиралась, у нее показались
судороги в лице и в черных пальцах, она темнела и смотрела на меня с
испугом и удивительной ненавистью. Но ничто не спасло бы ее, я донял бы ее
револьвером, кабы мне не помешал в этом Сашка Коняев, или, иначе, Сашка
Христос.
Он вошел в избу с гармоникой под мышкой, прекрасные его ноги болтались
в растоптанных сапогах.
- Поиграем песни, - сказал он и поднял на меня глаза, заваленные синими
сонными льдами. - Поиграем песни, - сказал Сашка, присаживаясь на лавочку,
и проиграл вступление.
Задумчивое это вступление шло как бы издалека, казак оборвал его и
заскучал синими глазами. Он отвернулся и, зная, чем угодить мне, начал
кубанскую песню.
"Звезда полей, - запел он, - звезда полей над отчим домом, и матери
моей печальная рука..."
Я любил эту песню. Сашка знал об этом, потому что мы оба - он и я -
услышали ее в первый раз в девятнадцатом году в гирлах Дона и станицы
Кагальницкой.
Один охотник, промышлявший в заповедных водах, научил нас этой песне.
Там, в заповедных водах, мечет икру рыба и водятся несметные стаи птиц.
Рыба плодится в гирлах в непередаваемом изобилии, ее можно брать ковшами
или просто руками, и если поставить в воду весло, то оно будет стоять
стоймя, - рыба держит весло и несет его с собой. Мы видели это сами, мы не
забудем никогда заповедных вод у Кагальницкой. Все власти запрещали там
охоту, - это правильное запрещение, но в девятнадцатом году в гирлах была
жестокая война, и охотник Яков, промышлявший у нас на виду неправильный
свой промысел, подарил для отвода