Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Конармия » Конармия, страница83

Конармия, страница83

в телефон, — приказание  явиться  к  командиру бригады…

    Я побежал без шапки, на ходу  рассовывая  бумаги.  Из  дворов  выводили лошадей, во тьме, крича, мчались всадники. У комбрига, стоя  завязывавшего на себе бурку, мы узнали, что поляки прорвали фронт под Люблиным и что нам поручена обходная операция. Оба полка  выступали  через  час.  Разбуженный старик беспокойно следил за мной из-под листвы лимонного дерева.

    — Скажите, что вы вернетесь, — повторял он и тряс головой.

    Елизавета Алексеевна, накинув полушубок поверх батистовой ночной кофты, вышла  провожать  нас  на  улицу.  Во  мраке  бешено  промчался  невидимый эскадрон.  У  поворота  в  поле  я  оглянулся  —  Томилина,  наклонившись, поправляла куртку на мальчике, стоявшем впереди нее,  и  прерывистый  свет лампы, горевшей на подоконнике, тек по нежному костлявому ее затылку…

    Пройдя без дневок сто километров, мы соединились с 14-й кавдивизией  и, отбиваясь, стали уходить. Мы спали в седлах. На привалах, сраженные  сном, мы падали на землю, и лошади, натягивая  повод,  тащили  нас,  спящих,  по скошенному полю. Начиналась осень и неслышно сыплющиеся галицийские дожди. Сбившись в молчащее взъерошенное  тело,  мы  петляли  и  описывали  круги, ныряли в мешок, завязанный поляками, и выходили из него. Сознание  времени оставило нас. Располагаясь на ночлег в Тощенской церкви, я и  не  подумал, что мы находимся в девяти верстах  от  Будятичей.  Напомнил  Суровцев,  мы переглянулись.

    — Главное, что кони пристали, — сказал он весело, — а то съездили бы…

    — Нельзя, — ответил я, — хватятся ночью…

    И мы поехали. К седлам нашим были приторочены гостинцы — голова сахару, ротонда  на  рыжем  меху  и  живой  двухнедельный  козленок.  Дорога    шла качающимся промокшим лесом, стальная звезда плутала в кронах дубов. Меньше чем в час мы  доехали  до  местечка,  выгоревшего  в  центре,  заваленного побелевшими от мучной пыли грузовиками, орудийными  упряжками  и  ломаными дышлами. Не слезая с лошади, я стукнул в  знакомое  окно  —  белое  облако пронеслось по комнате. Все в той же батистовой кофте с  обвислым  кружевом Томилина выбежала на крыльцо. Горячей рукой она взяла мою руку и  ввела  в дом. В большой комнате на сломанных  лимонных  деревьях  сушилось  мужское белье, незнакомые люди спали на койках, поставленных без промежутков,  как в госпитале. Высовывая грязные ступни, с криво  окостеневшими  ртами,  они хрипло кричали со сна  и  жадно  и  шумно  дышали.  Дом  был  занят  нашей трофейной комиссией, Томилины загнаны в одну комнату.

    — Когда вы нас увезете отсюда? — стискивая мою руку, спросила Елизавета Алексеевна.

    Старик, проснувшись, тряс головой.  Маленький  Миша,  прижимая