всякого другого. Но он сказал Грачу "да" и в тот же день написал
Тартаковскому письмо, похожее на все письма в этом роде:
"Многоуважаемый Рувим Осипович! Будьте настолько любезны положить к
субботе под бочку с дождевой водой... - и так далее. - В случае отказа,
как вы это себе в последнее время стали позволять, вас ждет большое
разочарование в вашей семейной жизни. С почтением знакомый вам Бенцион
Крик".
Тартаковский не поленился и ответил без промедления.
"Беня! Если бы ты был идиот, то я бы написал тебе как идиоту! Но я тебя
за такого не знаю, и упаси боже тебя за такого знать. Ты, видно,
представляешься мальчиком. Неужели ты не знаешь, что в этой году в
Аргентине такой урожай, что хоть завались, и мы сидим с нашей пшеницей без
почина?.. И скажу тебе, положа руку на сердце, что мне надоело на старости
лет кушать такой горький кусок хлеба и переживать эти неприятности, после
того как я отработал всю жизнь, как последний ломовик. И что же я имею
после этих бессрочных каторжных работ? Язвы, болячки, хлопоты и
бессонницу. Брось этих глупостей, Беня. Твой друг, гораздо больше, чем ты
это предполагаешь, - Рувим Тартаковский".
"Полтора жида" сделал свое. Он написал письмо. Но почта не доставила
письмо по адресу. Не получив ответа, Беня рассерчал. На следующий день он
явился с четырьмя друзьями в контору Тартаковското. Четыре юноши в масках
и с револьверами ввалились в комнату.
- Руки вверх! - сказали они и стали махать пистолетами.
- Работай спокойнее, Соломон, - заметил Беня одному из тех, кто кричал
громче других, - не имей эту привычку быть нервным на работе, - и,
оборотившись к приказчику, белому, как смерть, и желтому, как глина, он
спросил его:
- "Полтора жида" в заводе?
- Их нет в заводе, - ответил приказчик, фамилия которого была
Мугинштейн, а по имени он звался Иосиф и был холостым сыном тети Песи,
куриной торговки с Серединской площади.
- Кто будет здесь, наконец, за хозяина? - стали допрашивать несчастного
Мугинштейна.
- Я здесь буду за хозяина, - сказал приказчик, зеленый, как зеленая
трава.
- Тогда отчини нам, с божьей помощью, кассу! - приказал ему Беня, и
началась опера в трех действиях.
Нервный Соломон складывал в чемодан деньги, бумаги, часы и монограммы;
покойник Иосиф стоял перед ним с поднятыми руками, и в это время Беня
рассказывал истории из жизни еврейского народа.
- Коль раз он разыгрывает из себя Ротшильда, - говорил Беня о
Тартаковском, - так пусть он горит огнем. Объясни мне, Мугинштейн, как
другу: вот получает он от меня деловое письмо: отчего бы ему не сесть за
пять