Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Произведения автора » Одесские рассказы, страница45

Одесские рассказы, страница45

ночью — под столом, закрывшись свисавшей до пола скатертью.  За  книгой  я проморгал все дела мира сего — бегство с уроков в порт, начало биллиардной игры в кофейнях на Греческой улице, плаванье на Ланжероне. У меня не  было товарищей. Кому была охота водиться с таким человеком?..

    Однажды в руках первого нашего ученика, Марка Боргмана, я увидел  книгу о Спинозе. Он только что прочитал ее  и  не  утерпел,  чтобы  не  сообщить окружившим  его  мальчикам  об  испанской  инквизиции.  Это  было    ученое бормотание, — то, что он рассказывал. В словах Боргмана не было поэзии.  Я не выдержал и вмешался. Тем, кто хотел меня слушать, я рассказал о  старом Амстердаме, о  сумраке  гетто,  о  философах  —  гранильщиках  алмазов.  К прочитанному в книгах  было  прибавлено  много  своего.  Без  этого  я  не обходился. Воображение мое усиливало  драматические  сцены,  переиначивало концы, таинственнее завязывало начала. Смерть Спинозы, свободная, одинокая его смерть,  предстала  в  моем  изображении  битвой.  Синедрион  вынуждал умирающего покаяться, он не сломился. Сюда  же  я  припутал  Рубенса.  Мне казалось, что Рубенс стоял у изголовья Спинозы и снимал маску с мертвеца.

    Мои однокашники, разинув рты, слушали эту фантастическую  повесть.  Она была рассказана  с  воодушевлением.  Мы  нехотя  разошлись  по  звонку.  В следующую перемену Боргман подошел ко мне, взял меня под  руку,  мы  стали прогуливаться вместе. Прошло немного времени — мы сговорились. Боргман  не представлял из себя дурной разновидности первого ученика. Для сильных  его мозгов гимназическая премудрость была каракулями на полях настоящей книги. Эту книгу он искал с жадностью. Двенадцатилетними несмышленышами мы  знали уже, что ему предстоит  ученая,  необыкновенная  жизнь.  Он  и  уроков  не готовил, только слушал их. Этот трезвый и сдержанный мальчик привязался ко мне из-за моей особенности перевирать все вещи в мире, такие  вещи,  проще которых и выдумать нельзя было.

    В тот год мы перешли в  третий  класс.  Ведомость  моя  была  уставлена тройками с минусом. Я так был странен со  своими  бреднями,  что  учителя, подумав, не решились выставить мне двойки. В начале лета Боргман пригласил меня к себе на дачу. Его отец был директором Русского для внешней торговли банка. Этот человек был одним из тех, кто  делал  из  Одессы  Марсель  или Неаполь. В нем жила закваска старого одесского негоцианта. Он  принадлежал к обществу скептических  и  обходительных  гуляк.  Отец  Боргмана  избегал говорить  по-русски;  он  объяснялся  на    грубоватом    обрывистом    языке ливерпульских капитанов. Когда в апреле к нам приехала итальянская  опера, у Боргмана на квартире устраивался обед для труппы. Одутловатый