Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Произведения автора » Одесские рассказы, страница74

Одесские рассказы, страница74

площадок, окованных железом. Он видел ноги мои, непоколебимые, как столбы, и руки мои, злые руки мои. А теперь, дорогие сыны, отоприте мне ворота,  и пусть будет сегодня так, как я хочу, пусть уйду я из этого двора,  который видел слишком много…

    — Папаша, — ответил  Беня,  не  поднимая  глаз,  —  вернитесь  к  вашей супруге.

    Но к  ней  незачем  было  возвращаться,  к  мадам  Горобчик.  Она  сама примчалась в подворотню и покатилась по земле, болтая в  воздухе  старыми, желтыми своими ногами.

    — Ай, — кричала она, катаясь по земле, — Мендель  Погром  и  сыны  мои, байстрюки мои… Что вы сделали со мной, байстрюки мои, куда дели  вы  мои волосы, мое тело, где они, мои зубы, где моя молодость…

    Старуха визжала, срывала  рубаху  со  своих  плеч  и,  встав  на  ноги, закрутилась на одном месте, как собака, которая хочет  себя  укусить.  Она исцарапала сыновьям лица, она целовала сыновьям лица и обрывала им щеки.

    — Старый вор, — ревела мадам Горобчик и скакала вокруг мужа, и  крутила ему усы и дергала их, — старый вор, мой старый Мендель…

    Все соседи были разбужены ее ревом, и весь двор сбежался в  подворотню, и голопузые дети засвистели в дудки. Молдаванка стекалась  на  скандал.  И Беня Крик, на глазах у людей  поседевший  от  позора,  едва  загнал  своих новобрачных в квартиру.  Он  разогнал  людей  палкой,  он  оттеснил  их  к воротам, но Левка, младший брат, взял его за воротник и стал  трясти,  как грушу.

    — Венчик, — сказал  он,  —  мы  мучаем  старика…  Слеза  меня  точит, Венчик…

    — Слеза тебя точит, — ответил Венчик, и, собрав во рту слюну, он плюнул Левке ею в лицо. — О, низкий брат, — прошептал он, — подлый брат,  развяжи мне руки, а не путайся у меня под ногами.

    И Левка развязал ему руки. Парень проспал  на  конюшне  до  рассвета  и потом исчез из дому. Пыль чужих мостовых и герань в чужих окнах доставляли ему отраду. Юноша измерил дороги скорби, пропадал двое суток и, вернувшись на третьи, увидел голубую вывеску,  пылавшую  над  домом  Криков.  Голубая вывеска толкнула его в сердце, бархатные  скатерти  сбили  с  ног  Левкины глаза, бархатные скатерти были разостланы на столах,  и  множество  гостей хохотало в палисаднике. Двойра  в  белой  наколке  ходила  между  гостями, накрахмаленные  бабы  блестели  в  траве,  как  эмалированные  чайники,  и вихлявые мастеровые, уже успевшие скинуть с себя пиджаки,  схватив  Левку, втолкнули его в комнаты. Там сидел  уже  с  исполосованным  лицом  Мендель Крик, старший из Криков, Ушер Боярский, владелец фирмы «Шедевр»,  горбатый закройщик Ефим и Беня Крик вертелись вокруг изуродованного папаши.

    — Ефим, — говорил Ушер  Боярский  своему  закройщику,  —  будьте  такой ласковый