против окна и смотрел на говорившего со
вниманием и тоскою. А тот, расширив до предела узкие щели мутных голубых
глаз, загорался злобой от нелепого и горячего своего крика. Паренек стоял,
не шевелясь. В окне блеснуло пламя. Звук выстрела прозвучал подобно мощной
бархатной ноте, взятой баритоном. Покачиваясь, парень отошел в сторону и
прошептал:
- Что же вы, товарищи... Господи...
Я видел потом, как его били на лестнице. Мне пояснили; бьют комиссары.
В доме помещается "район". Мальчишка - арестованный, пытался улизнуть.
У ворот все еще стояли щекастая горничная и заинтересованный лавочник.
Избитый, посеревший арестант кинулся к выходу. Завидя бегущего, лавочник с
неожиданным оживлением захлопнул калитку - подпер ее плечом и выпучил
глаза. Арестант прижался к калитке. Здесь солдат ударил его прикладом по
голове. Прозвучал скучный заглушенный хрип:
- Убили...
Я шел по улице, сердце побаливало, отчаяние владело мной.
Избивавшие были рабочими. Никому из них не было более тридцати лет. Они
поволокли мальчишку в участок. Я проскользнул вслед за ними. По коридорам
крались широкоплечие багровые люди. На деревянной скамейке, сжатый
стражей, сидел пленник. Лицо у него было окровавленное, незначительное,
обреченное. Комиссары сделались деловитыми, напряженными, неторопливыми.
Один из них подошел ко мне и спросил, глядя на меня в упор:
- Что надо? Убирайся вон!
Все двери захлопнулись. Участок отгородился от мира. Наступила тишина.
За дверью отдаленно звучал шум сдержанной суеты. Ко мне приблизился
седенький сторож:
- Уйди, товарищ, не ищи греха. Его уж прикончат, вишь - заперлись. -
Потом сторож добавил: - Убить его, собаку, мало, не бегай в другой раз.
В двух шагах ходьбы от участка мне бросился в глаза освещенный ряд окон
кафе. Оттуда доносилась солдатская музыка. Мне было грустно. Я пошел. Вид
зала поразил меня. Его заливал необычный свет мощных электрических ламп -
свет яркий, белый, ослепительный. У меня зарябило в глазах от красок.
Мундиры синие, красные, белые - образовывали цветную радостную ткань. Под
сияющими лампами сверкало золото эполет, пуговиц, кокард, белокурые
молодые головы, черный блеск крепко вычищенных сапог светился недвижимо и
точно. Все столики были заняты германскими солдатами. Они курили длинные
черные сигареты, задумчиво и весело следили за синими кольцами дыма, пили
много кофе с молоком. Их угощал растроганный рыхлый старый немец, он все
время заказывал музыкантам вальсы Штрауса и "Песню без слов" Мендельсона.
Крепкие плечи солдат двигались в такт с музыкой, светлые глаза их блистали
лукаво и уверенно. Они охорашивались друг перед другом и все
