Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Публицистика » Публицистика, страница40

Публицистика, страница40

плана и  по  минимальным  ценам.  А  в перспективе — урожай 1922 года, который едва ли даст  десять  тысяч  пудов свежего табаку. Захиревшие плантации  не  возобновляются.  Полуразрешения, полузапрещения, глубокомысленные примечания к тяжеловесным параграфам дали в результате полное недоумение среди плантаторов, неуверенных в завтрашнем дне. Без этой уверенности  не  будет  возрождения.  И  поэтому  крестьянин копается на своей десятине кукурузы,  могущей  дать  ему  валового  дохода десять,  пятнадцать  миллионов    грузобонами    и    пренебрегает    табаком, обещающим, при среднем  урожае,  75-100  миллионов.  Материальные  условия существования абхазского селянина ухудшились резко. Он обносился и живет в дырявом доме, который не на что отремонтировать.

    Стремление к  посадке  табаку  всеобщее.  Единственно,  о  чем  взывает плантатор — это о твердом законе для табачной промышленности. Будет ли это сделано в виде натурналога или регулирования торговли — дело экономических органов решить, что нужнее для страны и трудящихся. Но ясность необходима. Смешению понятий и шатанию умов пора положить предел. Иначе  золотые  руки табачных  приисков  грозят  замереть  надолго,  к  великому    ущербу    для Федерации.

 

          ГАГРЫ

 

    Волею державного деспота  на  скале  воздвигся  город.  Были  построены дворцы для избранных и хижины для тех, кто избранных будет обслуживать. На глухом берегу заиграли огни, и тугие кошельки  с  продырявленными  легкими потянулись к скале светлейшего деспота.

    Все текло, как положено. Дворцы цвели,  хижины  гнили.  Дырявые  легкие избранных  выздоравливали,  здоровые    легкие    услужающих    крошились    и разрушались, а необузданный старый принц неутомимо гонял лебедей по  своим прудам, разбивал цветники и карабкался по кручам, водружая на недосягаемых вершинах дворцы и хижины, только дворцы  и  только  хижины.  В  Петербурге подумывали о том, чтобы объявить принца сумасшедшим и  отдать  под  опеку. Потом грянула война. Принца объявили гением и  назначили  его  начальником санитарной части. Изумленная история  поведает  о  том,  как  лечил  принц Ольденбургский пять миллионов больных и раненых,  но  о  Гаграх,  об  этой выдумке его упрямой и бездельной фантазии — кто расскажете Гаграх?

    Война и вслед за нею революция. Прибои  и  отливы  красных  знамен.  На модных курортах не стало больных, а  у  сиделок  не  стало  хлеба.  Грохот сражений на больших дорогах и присевшая на корточки тишина в глухих углах. Всероссийская буря выбрасывает ненужный щебень на  дальние  берега,  трупы крыс, бежавших с корабля. А мертвенные  Гагры,  эта  величавая  нелепость, глохнут  на  своей    разрушенной    скале,    всеми    забытые,    ничего    не