производящие...
Еще и теперь впечатление, производимое этим унылым и диковинным
городком, ужасно. Он похож на красавицу, ободранную дождем и слякотью, или
на труппу испанских танцовщиц, гастролирующих в голодающей волжской
деревне. Пруды, разбитые вокруг дворца, превратились в болота, и их
ядовитое дыхание выбивает из призрачного и жалкого населения последние
остатки сил. Невообразимые шафранные люди в стукалках и вицмундирах
расхаживают среди сумрачных балаганов, стиснутых гранитными стенами
многоэтажных великанов. Безумие Гойи и ненависть Гоголя не могли бы
придумать ничего более страшного. Обломки крушения, бессмысленные видения
прошлого, это дореформенное чиновничество, сожженное нищетой и малярией,
застрявшее почему-то в живых, бродит здесь, как грустный символ умершего
города.
Пять лет Гагры ничего не делали, потому что им нечего делать и они
ничего не умеют. Они умеют только потреблять - это поселение сиделок,
рестораторов, коридорных и банщиков, прошедших у старого барина науку
лакейского шика и курортных чаевых.
И вот в этом году новый хозяин впервые открывает лечебный сезон в
Гаграх. Санатории чистятся и Приводятся в порядок. Ждут больных товарищей
из РСФСР и Закавказья. Санатории предположено развернуть на 150-200 коек.
Возможности в Гаграх велики. Омрачает только вопрос о продуктах, стоящий
довольно остро, а здания гостиниц и бывший дворец Ольденбургского, хоть и
обеднели инвентарем, но все еще прекрасны. Курортное управление, до сих
пор, как известно, не страдавшее от переутомления, проявляет кое-какие
признаки жизни.
На опавших щеках городка заиграла робкая улыбка ожидания. Гагры ждут
новых птиц и новых песен. Эти измученные, заболевшие, но неутомимые птицы,
оплодотворившие беспредельные пространства нашей страны, - пусть приложат
они частицу своей животворящей энергии для того, чтобы возродить к жизни
целительную климатическую станцию, до сих пор плохо управляющуюся,
заглохшую, но имеющую все права на существование.
В ЧАКВЕ
Чай. Сбор чая. В эти два слова, как в мишень, целятся здесь все усилия,
упования и интересы. Старенькие склоны Чаквы покрыты размеренными рядами
заповедных кустов. В их обыденной зелени вы не увидите, ни плодов, ни
цветов, ни завязи. Глаз, жаждущий влажных полей Цейлона, глаз,
приготовленный к желтым равнинам Китая, равнодушно скользит по зеленой
поросли, и ищет "чаю". И кто узнает его в крохотной лиловой почке,
венчающей карликовую вершинку куста, и в свежем листке, спрятавшемся под
почкой и похожем на миллионы миллионов таких же ординарных листков? Его
узнает,
