в его глазах, потом
они засияли.
- Мучай нас, - сказал он чуть слышно и вытянул шею, - мучай нас,
Карл...
Лисей сложил пухлые руки и посмотрел на латыша сбоку:
- Ишь, Волгу ремизит... Нет, товарищ, ты нашу Волгу не ремизь, не
порочь... Знаешь, как у нас песня играется: "Волга-матушка, река
царица"...
Мы с Селецким все стояли у двери. Я подумывал об отступлении.
- Вот никоим образом не пойму, - обратился к нам Ларсон, он, видимо,
продолжал давнишний спор, - может, товарищи разъяснят мне, как это так
выходит, что железо-бетон оказывается хуже березок да осинок, а дирижабли
хуже калуцкого дерьма?..
Лисей повертел головой в ваточном воротнике. Ноги его не доставали до
полу, пухлыми пальцами, прижатыми к животу, он плел невидимую сеть.
- Что ты, друг, об Калуге знаешь, - успокоительно сказал Лисей, - в
Калуге, я тебе скажу, знаменитый народ живет: великолепный, если желаешь
знать, народ...
- Водки, - произнес с полу Коростелев.
Ларсон снова запрокинул поросячью свою голову и резко захохотал.
- Мы-ста да вы-ста, - пробормотал латыш, придвигая к себе картон, -
авось да небось...
Бурный пот бил на его лбу, в колтуне бесцветных волос плавали масляные
струи огня.
- Авось да небось, - он снова фыркнул, - мы-ста да вы-ста...
Коростелев потрогал пальцами вокруг себя. Он двинулся и пополз, забирая
вперед руками, таща за собой скелет в холщовой рубахе.
- Ты не смеешь мучить Россию, Карл, - прошептал он, подползши к латышу,
уварил его сведенной ручкой по лицу и с визгом стал об него стучаться.
Тот надулся и поверх сползших очков осмотрел всех нас. Потом он обмотал
вокруг пальцев шелковую реку волос Коростелева и вдавил его лицом в пол.
Он поднял его и снова опустил.
- Получил, - отрывисто сказал Ларсон и отшвырнул костлявое тело, - и
еще получишь...
Коростелев, упершись в ладони, приподнялся над полом по-собачьи. Кровь
текла у него из ноздрей, глаза косили. Он поводил ими, потом вскинулся и с
воем забрался под стол.
- Россия, - выл он, протягивая руки, и колотился, - Россия...
Лопаты босых его ступней выскочили и втянулись. Одно только слово - со
свистом и стоном - можно было расслышать в его визге.
- Россия, - выл он, протягивая руки, и колотился головой.
Рыжий Лисей сидел на бархатном диване.
- С полдня завелись, - обернулся он ко мне и Селецкому, - все об Рассее
бьются, все Рассею жалеют...
- Водки, - твердо сказал из-под стола Коростелев. Он вылез и стал на
ноги. Волосы его, взмокшие в кровавой луже, падали на щеку.
- Где водка, Лисей?
- Водка, друг, в Вознесенском, сорок верст, хошь по воде сорок верст,
хошь по земле сорок верст...
