Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Рассказы разных лет » Рассказы разных лет, страница23

Рассказы разных лет, страница23

в его  глазах,  потом они засияли.

    — Мучай нас, — сказал он чуть  слышно  и  вытянул  шею,  —  мучай  нас, Карл…

    Лисей сложил пухлые руки и посмотрел на латыша сбоку:

    — Ишь, Волгу ремизит… Нет, товарищ,  ты  нашу  Волгу  не  ремизь,  не порочь…  Знаешь,  как  у  нас  песня  играется:    «Волга-матушка,    река царица»…

    Мы с Селецким все стояли у двери. Я подумывал об отступлении.

    — Вот никоим образом не пойму, — обратился к нам  Ларсон,  он,  видимо, продолжал давнишний спор, — может, товарищи разъяснят  мне,  как  это  так выходит, что железо-бетон оказывается хуже березок да осинок, а  дирижабли хуже калуцкого дерьма?..

    Лисей повертел головой в ваточном воротнике. Ноги его не  доставали  до полу, пухлыми пальцами, прижатыми к животу, он плел невидимую сеть.

    — Что ты, друг, об Калуге знаешь, — успокоительно  сказал  Лисей,  —  в Калуге, я тебе скажу, знаменитый народ живет: великолепный,  если  желаешь знать, народ…

    — Водки, — произнес с полу Коростелев.

    Ларсон снова запрокинул поросячью свою голову и резко захохотал.

    — Мы-ста да вы-ста, — пробормотал латыш, придвигая  к  себе  картон,  — авось да небось…

    Бурный пот бил на его лбу, в колтуне бесцветных волос плавали  масляные струи огня.

    — Авось да небось, — он снова фыркнул, — мы-ста да вы-ста…

    Коростелев потрогал пальцами вокруг себя. Он двинулся и пополз, забирая вперед руками, таща за собой скелет в холщовой рубахе.

    — Ты не смеешь мучить Россию, Карл, — прошептал он, подползши к латышу, уварил его сведенной ручкой по лицу и с визгом стал об него стучаться.

    Тот надулся и поверх сползших очков осмотрел всех нас. Потом он обмотал вокруг пальцев шелковую реку волос Коростелева и вдавил его лицом  в  пол. Он поднял его и снова опустил.

    — Получил, — отрывисто сказал Ларсон и отшвырнул костлявое  тело,  —  и еще получишь…

    Коростелев, упершись в ладони, приподнялся над полом по-собачьи.  Кровь текла у него из ноздрей, глаза косили. Он поводил ими, потом вскинулся и с воем забрался под стол.

    — Россия, — выл он, протягивая руки, и колотился, — Россия…

    Лопаты босых его ступней выскочили и втянулись. Одно только слово —  со свистом и стоном — можно было расслышать в его визге.

    — Россия, — выл он, протягивая руки, и колотился головой.

    Рыжий Лисей сидел на бархатном диване.

    — С полдня завелись, — обернулся он ко мне и Селецкому, — все об Рассее бьются, все Рассею жалеют…

    — Водки, — твердо сказал из-под стола Коростелев. Он вылез  и  стал  на ноги. Волосы его, взмокшие в кровавой луже, падали на щеку.

    — Где водка, Лисей?

    — Водка, друг, в Вознесенском, сорок верст, хошь по воде  сорок  верст, хошь по земле сорок верст…