Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Рассказы разных лет » Рассказы разных лет, страница39

Рассказы разных лет, страница39

венозной  крови…  Мне  было  жалко,  я  не дослушала, ушла к себе. Зинаида все сидит в кабинете, сцепив руки.

    — Будешь рожать, — спрашиваю, — или нет?

    Она смотрит и не видит, голова пошатывается, говорит, и  в  словах  нет звука.

    — Нас двое, Клавдюша, — говорит она мне, — я и  мое  горе,  точно  горб приклеили… И как скоро все забывается, вот уж и не помню, как живут люди без несчастья…

    Говорит она это, нос вытянулся еще больше, покраснел, мужицкие скулы (у дворян бывают такие скулы) выперли… Макс и Мориц, думаю,  не  больно  бы воспламенился, увидев тебя такую… Я раскричалась, прогнала ее  на  кухню картошку чистить… Не смейся, приедешь — и тебя заставим. На проектировку Орского завода дали такие сроки, что конструкторская  и  чертежники  сидят день и ночь, на обед Васена  начистит  им  картошки  с  селедкой,  изжарит яичницу — и снова трубят… Ушла она на кухню. Через  минуту  слышу  крик. Прибегаю — Зинаида моя на полу, пульса нет, глаза закатились… Измучились мы с ней нельзя  сказать  как:  Виктор  Андреевич,  Васена  и  я.  Вызвали доктора. Сознание вернулось к ней ночью, она  потрогала  мою  руку,  —  ты знаешь Зину, необыкновенную ее нежность… Я вижу: все перегорело в ней за эти часы и все родилось вновь… Времени упускать было нельзя.

    — Зинуша, — говорю  я,  —  мы  позвоним  Розе  Михайловне  (она  у  нас по-прежнему по этим  делам  придворная),  что  ты  раздумала,  что  ты  не придешь… Можно мне позвонить?

    Она сделала знак, что можно, иди. На  диване  возле  нее  сидел  Виктор Андреевич, все пульс щупал. Я отошла, слушаю он говорит:

    — Мне 65 лет, Зинуша, тень от меня  на  землю  все  слабее  ложится.  Я ученый, старый человек, и вот бог (все — бог!) так сделал,  что  последние пять лет моей жизни  совпадают  с  этой,  —  ну,  вы  знаете  с  чем  —  с пятилеткой… Теперь мне уж до самой смерти не передохнуть, не подумать  о себе… И если бы по вечерам не приходила моя дочь и не  хлопала  меня  по плечу, если бы сыновья не писали мне писем, я был бы так  грустен,  что  и сказать нельзя… Родите, Зинуша, мы с Клавдией Павловной возьмем шефство.

    Старик бормочет, я звоню Розе Михайловне, что вот,  мол,  душечка  Роза Михайловна, Мурашова обещалась прийти завтра, так вот она  раздумала…  В телефон молодцеватый голос:

    — Блестяще, что раздумала, совершенно чудно…

    Придворная наша — все та  же:  розовая  шелковая  кофточка,  английская юбка, завита, душ, гимнастика, хахали…

    Перевезли Зинаиду домой, я уложила ее потеплее, заварила чаю. Спали  мы вместе, — тут и поплакали, вспомнили, что не надо  было,  все  обговорили, так, перемешав слезы, и заснули… Мой  «черт»  сидел  тихонько,  работал,