Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Произведения автора » Рассказы разных лет, страница42

Рассказы разных лет, страница42

нами сильное и тонкое тело Жермен; смеясь, она откидывала голову и  прижимала  к  груди  розовые ловкие  пальцы.  Сердце  мое  согревалось  в  эти  часы.  Нет  одиночества безвыходнее, чем одиночество в Париже.

    Для всех пришедших  издалека  этот  город  есть  род  изгнания,  и  мне приходило на ум, что Жермен нужна нам больше, чем Бьеналю. С этой мыслью я уехал в Марсель.

    Прожив месяц в Марселе,  я  вернулся  в  Париж.  Я  ждал  среды,  чтобы услышать голос Жермен.

    Среда прошла, никто не нарушил молчания за  стеной.  Бьеналь  переменил свой день. Голос женщины раздался в четверг, в  пять  часов,  как  всегда. Бьеналь дал своей гостье время на то, чтобы снять шляпу и перчатки. Жермен переменила  день,  но  она  переменила  и  голос.  Это  не    было    больше прерывистое, умоляющее oh, Jean…  и  потом  молчание,  грозное  молчание чужого счастья. Оно  заменилось  на  этот  раз  домашней  хриплой  возней, гортанными выкриками. Новая Жермен скрипела зубами, с размаху валилась  на диван и в промежутках рассуждала густым протяжным голосом. Она  ничего  не сказала о мосье Анриш, а прорычав до  семи  часов,  собралась  уходить.  Я приоткрыл дверь, чтобы встретить ее, и увидел идущую по коридору мулатку с поднятым  гребешком  лошадиных  волос,  с  выставленной  вперед    большой, отвислой  грудью.  Мулатка,  шаркая  ногами  в  разносившихся  туфлях  без каблуков, прошла по коридору. Я постучал к Бьеналю. Он валялся на  кровати без пиджака, измятый, посеревший, в застиранных носках.

    — Mon vieux, вы дали отставку Жермен?..

    — Cette femme est folle [эта женщина сумасшедшая (фр.)], — ответил он и стал ежиться, — то, что на свете бывает зима и лето, начало и  конец,  то, что  после  зимы  наступает  лето  и  наоборот,  —  все  это  не  касается мадемуазель Жермен, все это песни не для нее… Она навьючивает вас  ношей и требует, чтобы  вы  ее  несли…  куда?  никто  этого  не  знает,  кроме мадемуазель Жермен…

    Бьеналь сел на кровати, штаны обмялись вокруг жидких его  ног,  бледная кожа  головы  просвечивала  сквозь  слипшиеся  волосы,  треугольник    усов вздрагивал. Макон по четыре  франка  за  литр  поправил  моего  друга.  За десертом он пожал плечами и сказал, отвечая своим мыслям:

    — …Кроме вечной любви, на свете есть еще румыны,  векселя,  банкроты, автомобили с лопнувшими рамами. Oh, jen ai plein le  dos…  [о,  у  меня достаточно хлопот… (фр.)]

    Он повеселел в кафе де-Пари за рюмкой коньяку. Мы сидели на террасе под белым тентом.  Широкие  полосы  были  положены  на  нем.  Перемешавшись  с электрическими звездами, по тротуару текла толпа. Против  нас  остановился автомобиль, вытянутый, как мина. Из него  вышел  англичанин  и  женщина