губы, голова Евдоким все смотрел на прялку.
Колывушка, стоявший у порога, мигнул жене; та вынула из-за образов
квитанцию и подала уполномоченному РИКа.
- Семфонд?.. - Ивашко спрашивал отрывисто, от нетерпения он ерзал
ногой, "вдавливая ее в половицы.
Евдоким поднял глаза и обвел ими хату.
- В этом господарстве, - сказал Евдоким, - все сдано, товарищ
представник... В этом господарстве не может того быть, чтобы не сдано...
Беленые стены низким, теплым куполом сходились над гостями. Цветы в
ламповых стеклах, плоские шкафы, натертые лавки - все отражало мучительную
чистоту. Ивашко снялся со своего места и побежал с вихляющим портфелем к
выходу.
- Товарищ представник, - Колывушка ступил вслед за ним, - распоряжение
будет мне или как?..
- Довидку получишь, - болтая руками, прокричал Ивашко и побежал дальше.
За ним двигался Адриян Моринец, нечеловечески громадный. Веселый
виконавец Тымыш мелькнул у ворот, - вслед за Ивашкой. Тымыш мерил длинными
ногами грязь деревенской улицы.
- У чому справа, Тымыш?..
Иван поманил его и схватил за рукав. Виконавец, веселая жердь,
перегнулся и открыл пасть, набитую малиновым языком и обсаженную
жемчугами.
- Дом твой под реманент забирают...
- А меня?..
- Тебя на высылку...
И журавлиными своими ногами Тымыш бросился догонять начальство.
Во дворе у Ивана стояла запряженная лошадь. Красные вожжи были брошены
на мешки с пшеницей. У погнувшейся липы посреди двора стоял пень, в нем
торчал топор. Иван потрогал рукой шапку, сдвинул ее и сел. Кобыла
подтащила к нему розвальни, высунула язык и сложила его трубочкой. Лошадь
была жереба, живот ее оттягивался круто. Играя, она ухватила хозяина за
ватное плечо и потрепала его. Иван смотрел себе под ноги. Истоптанный снег
рябил вокруг пня. Сутулясь, Колывушка вытянул топор, подержал его в
воздухе, на весу, и ударил лошадь по лбу. Одно ухо ее отскочило, другое
прыгнуло и прижалось; кобыла застонала и понесла. Розвальни перевернулись,
пшеница витыми полосами разостлалась по снегу. Лошадь прыгала передними
ногами и запрокидывала морду. У сарая она запуталась в зубьях бороны.
Из-под кровавой, льющейся завесы вышли ее глаза. Жалуясь, она запела.
Жеребенок повернулся в ней, жила вспухла на ее брюхе.
- Помиримось, - протягивая ей руку, сказал Иван, - помиримось, дочка...
Ладонь в его руке была раскрыта. Ухо лошади повисло, глаза ее косили,
кровавые кольца сияли вокруг них, шея образовала с мордой прямую линию.
Верхняя губа ее запрокинулась в отчаянии. Она натянула шлею и двинулась,
таща прыгавшую борону. Иван отвел за спину руку с топором. Удар
