Исаак Эммануилович Бабель
(1894—1940)
Главная » Произведения автора » Рассказы разных лет, страница56

Рассказы разных лет, страница56

права голоса, — сказал  он,  глядя  вниз  на  бумаги,  — прохаю залишить наши сборы…

    За окном,  за  грязными  стеклами,  разливался  закат,  изумрудные  его потоки. В сумерках деревенской избы в сыром дыму  махорки  слабо  блестели искры. Иван снял шапку, корона черных его волос развалилась.

    Он подошел к столу, за которым сидел президиум, — батрачка Ивга Мовчан, голова Евдоким и безмолвный Адриян Моринец.

    — Мир, — сказал Колывушка, протянул  руку  и  положил  на  стол  связку ключей, — я увольняюсь от вас, мир…

    Железо, прозвенев, легло на почернелые доски. Из тьмы вышло  искаженное лицо Адрияна.

    — Куда ты пойдешь, Иване?..

    — Люди не приймают, может, земля примет…

    Иван вышел на цыпочках, ныряя головой.

    — Номер, — взвизгнул Ивашко, как только дверь закрылась за ним, — самая провокация… Он за обрезом пошел, он никуда, кроме  как  за  обрезом,  не пойдет…

    Ивашко застучал кулаком по столу. К устам его рвались слова о панике  и о том, чтобы соблюдать спокойствие. Лицо Адрияна снова втянулось в  темный угол.

    — Не, — сказал он из тьмы, — мабуть, не за обрезом, представник.

    — Маю пропозицию… — вскричал Ивашко.

    Предложение состояло в том, чтобы нарядить стражу у Колывушкиной  хаты. В стражники выбрали Тымыша, виконавца. Гримасничая, он  вынес  на  крыльцо венский стул, развалился на нем, поставил у ног своих дробовик и  дубинку. С высоты крыльца, с высоты деревенского своего трона Тымыш перекликался  с девками, свистал, выл и постукивал дробовиком. Ночь была  лилова,  тяжела, как горный цветной камень. Жилы застывших ручьев пролегали в  ней;  звезда спустилась в колодцы черных облаков.

    Наутро Тымыш донес, что происшествий  не  было.  Иван  ночевал  у  деда Абрама, у старика, заросшего диким мясом.  С  вечера  Абрам  протащился  к колодцу.

    — Ты зачем, диду Абрам?..

    — Самовар буду ставить, — сказал дед.

    Они  спали  поздно.  Над  хатами  закурился  дым;  их  дверь  все  была затворена.

    — Смылся, — сказал Ивашко на собрании колхоза, — заплачем, чи шо?.. Как вы мыслите, селяне?..

    Житняк, раскинув по столу трепещущие острые локти,  записывал  в  книгу приметы обобществленных лошадей. Горб его отбрасывал движущуюся тень.

    — Чем нам теперь глотку  запхнешь,  —  разглагольствовал  Житняк  между делом, — нам теперь все на свете нужно… Дождевиков  искусственных  надо, распашников надо пружинных, трактора,  насосы…  Это  есть  ненасытность, селяне… Вся наша держава есть ненасытная…

    Лошади, которых записывал Житняк, все были гнедые и пегие, по именам их звали «мальчик» и  «жданка».  Житняк  заставлял  владельцев  расписываться против каждой фамилии.

    Его прервал шум, глухой и дальний топот… Прибой