накатывался и плескал
в Великую Старицу. По разломившейся улице повалила толпа. Безногие
катились впереди нее. Невидимая хоругвь реяла над толпой. Добежав до
сельрады, люди сменили ноги и построились. Круг обнажился среди них, круг
вздыбленного снега, пустое место, как оставляют для попа во время
крестного хода. В кругу стоял Колывушка в рубахе навыпуск под жилеткой, с
белой головой. Ночь посеребрила цыганскую его корону, черного волоса не
осталось в ней. Хлопья снега, слабые птицы, уносимые ветром, пронеслись
под потеплевшим небом. Старик со сломанными ногами, подавшись вперед, с
жадностью смотрел на белые волосы Колывушки.
- Скажи, Иване, - поднимая руки, произнес старик, - скажи народу, что
ты маешь на душе...
- Куда вы гоните меня, мир, - прошептал Колывушка, озираясь, - куда я
пойду... Я рожденный среди вас, мир...
Ворчанье проползло в рядах. Разбрасывая людей, Моринец выбрался вперед.
- Нехай робит, - вопль не мог вырваться из могучего его тела, низкий
голос дрожал, - нехай робит... Чью долю он заест?..
- Мою, - сказал Житняк и засмеялся. Шаркая ногами, он подошел к
Колывушке и подмигнул ему.
- Цию ночку я с бабой переспал, - сказал горбун, - как вставать - баба
оладий напекла, мы, как кабаны, нашамались с нею, аж газ пущали...
Горбун умолк, смех его оборвался, кровь ушла из его лица.
- Ты к стенке нас ставить пришел, - сказал он тише, - ты тиранить нас
пришел белой своей головой, мучить нас - только мы не станем мучиться,
Ваня... Нам это - скука в настоящее время - мучиться.
Горбун придвигался на тонких вывороченных ногах. Что-то свистело в нем,
как в птице.
- Тебя убить надо, - прошептал он, догадавшись, - я за пистолью пойду,
унистожу тебя...
Лицо его просветлело, радуясь, он тронул руку Колывушки и кинулся в дом
за дробовиком Тымыша. Колывушка, покачавшись на месте, двинулся.
Серебряный свиток его головы уходил в клубящемся пролете хат. Ноги его
путались, потом шаг стал тверже. Он повернул по дороге на Ксеньевку.
С тех пор никто не видел его в Великой Старице.
Весна, 1930 г.
БАГРАТ-ОГЛЫ И ГЛАЗА ЕГО БЫКА
Я увидел у края дороги быка невиданной красоты.
Склонившись над ним, плакал мальчик.
- Это Баграт-Оглы, - сказал заклинатель змей, поедавший в стороне
скудную трапезу. - Баграт-Оглы, сын Кязима.
Я сказал:
- Он прекрасен, как двенадцать лун.
Заклинатель змей сказал:
- Зеленый плащ пророка никогда не прикроет своевольной бороды Кязима.
Он был сутяга, оставивший своему сыну нищую хижину, тучных жен и бычка, к
которому не было пары. Но Алла велик...
- Алла иль Алла, - сказал я.
- Алла велик,
